Unknown

 - Герр фон Филипсон, - сказал он, - в качестве личного одолжения вам и к моему вящему неудобству я согласился, чтобы во время визита вас сопровождал друг. Я не рассчитывал, что с вами приедет еще и слуга, и я ни на миг не потерплю его присутствие. Вы знаете, как я живу, прислуживает мне только женщина. Я не допускаю присутствия слуг-мужчин в этом доме. Даже когда его королевское величество удостаивает меня своим посещением, он приезжает без слуг. Немедленно избавьте меня от присутствия этого шута.

 С этими словами герр Бенкендорф вышел из комнаты.

 - Кто вы? - спрашивал Эспер, следуя за ним с согбенной спиной, опустив голову на грудь, взор его сверкал. Идеальное подражание.

 - Эспер, - сказал Вивиан, - твое поведение непростительно, вред, который ты нанес, непоправим, и ты понесешь суровое наказание.

 - Суровое наказание! Когда это мой хозяин продал свою благодарность за серебряный грош! Такова ваша плата за то, что я вас нашел и тысячу раз спасал от банд более отчаянных головорезов, чем банда барона в Эмсе! Воистину, сурова будет ваша участь, когда вы окажетесь в каземате замка Райсенбург на хлебе вместо жареной оленины и кислой воде вместо рейнских вин!

 - Что за чушь, о чем ты?

 - О чем я! О государственной измене, о коварных предателях, о старом негодяе, который живет в узком переулке и не решается взглянуть вам прямо в глаза. Да одного взмаха его ресниц достаточно, чтобы повесить без суда и следствия!

 - Эспер, немедленно прекрати пустую болтовню и четко объясни его высочеству и мне причины этого беспрецедентного вторжения.

 Весомость слов Вивиана возымела соответствующее действие, и, хотя он произносил слова нарочито медленно и оскорбительно четко, Эспер Георг всё отлично понял.

 - Видите ли, сэр, вы никогда не говорили мне, что собираетесь уехать, так что, узнав, что вы не вернулись, я взял на себя смелость поговорить с мистером Арнельмом, когда тот вернулся с охоты, но дыхания жизни в его груди не хватило бы, чтобы сдуть божью коровку с лепестка розы. Мне это не очень-то понравилось, ваша честь, потому что я был чужаком, и вы тоже были чужаком, вы ведь знаете.

 Ладно, потом я пошел к мастеру Родольфу: он был очень добр ко мне, увидел, что я опечален, наверное, решил, что я влюблен, в долгах или совершил какое-то преступление, или что-то еще тяготит мои мысли, пришел ко мне и сказал: «Эспер», - сказал он, а вы ведь помните голос мастера Родольфа, сэр?

 - Кстати, никогда больше не произноси при мне имя мастера Родольфа.

 - Будет исполнено, сэр! Ну ладно, он сказал мне: «Приглашаю тебя отобедать в моей комнате», а я ответил: «Охотно». От хорошего предложения никогда не следует отказываться, если в то же время нас не ждет предложение получше. А после обеда мастер Родольф сказал мне: «Разопьем бутылку бургундского». Видите ли, сэр, нам уже чертовски надоели рейнские вина. Ну вот, сэр, за вином мы разговорились, а мастер Родольф может чувствовать себя спокойно лишь при условии, что знает всё, так что он просто не мог не попытаться выведать у меня, почему я хожу, как в воду опущенный. Видя это, я подумал, что следует доверить тайну новой бутылке, после распития которой больше не скрывал от него, что меня так гнетет. «Родольф, - сказал я, - мне не нравится, что мой молодой хозяин ведет себя столь странным образом. У него такой характер, что он может влипнуть в историю, и мне очень хотелось бы знать, какова будет их с его высочеством судьба (учитывая присутствие вашего высочества). Уже две ночи они заперты в этом кабинете, и, хотя я довольно часто ходил мимо дверей, хоть бы слово удалось услышать через замочную скважину, так что видите, Родольф, - сказал я, - нужно несколько бутылок бургундского, чтобы улучшить мое настроение». Но вот что странно, ваше высочество, не успел я договорить, как мастер Родольф перегнулся ко мне через маленький столик, да, мы обедали за столиком в правом углу комнаты, когда вы вошли...

 - Продолжай.

 - Продолжаю. Так вот, он перегнулся ко мне через маленький столик и тихо прошептал, выпучив странные глаза: «Ну ты и остряк, Эспер!», потом моргнул и замолчал. Я почуял неладное, но решил не нагнетать, а после третьей бутылки сказал: «Родольф, что касается твоего последнего замечания (до того мы долго молчали, бургундское - слишком насыщенное вино для разговоров), мы оба - острословы. Осмелюсь предположить, что сейчас мы оба думаем об одном и том же». «Несомненно», - ответил Родольф. После этого, сэр, он согласился рассказать мне о том, что думает, при условии, что я отвечу ему такой же откровенностью. Вот он и рассказал мне, что дела в Туррипарве плохи.

 - Черт возьми! - воскликнул князь.

 - Пусть рассказывает, - сказал Вивиан.