Unknown

 - Хватит! Джентльмены, у меня нет ни малейшего желания вызвать у вас жалость или заручиться вашим молчанием, злоупотребляя вашей симпатией. Храните молчание. Я разорен и скомпрометирован, я совершенно погиб. Храните молчание. Слово чести, через двадцать четыре часа я уйду навсегда. Поэтому мне нет нужды вас обманывать. Вы должны верить тому, что я говорю, да, даже тому, что говорю я - самый опозоренный из людей. Повторяю, никогда прежде моя честь не была столь запятнана, хотя я виновен в тысяче безумств. Джентльмены, перед вами несчастная жертва обстоятельств, которые я тшетно пытался контролировать, но все-таки пал их жертвой. Нет, я ни на мгновение не собираюсь притворяться, что во всех моих преступлениях виновна неумолимая судьба, мои вечные бедствия не загладят мою вину. Нет! Я был слишком слаб для добродетели, но я пытался, пытался с горькими усилиями. Я - несчастнейший из людей, я был рожден не для злодейства. Четыре года прошло с момента моего изгнания из страны, в которой меня уважали, мои жизненные перспективы рухнули, и все это - из-за преступления, в котором я столь же невиновен, как и вы. Отчаянье толкало меня к перемене мест, в диком разгуле Неаполя я пытался забыть свою жизнь и свои бедствия. Судьбу мою определила роковая встреча с этим подлым французом, который с тех пор не оставлял меня ни на мгновение. Даже после двух лет безумств в этом роковом месте моя природа противилась подлости, я пытался спастись, я пытался бежать. Де Боффлер уже окутал меня своей паутиной, я всё глубже увязал в ней, получая от него средства для удовлетворения всех исков против меня. Увы! Оказалось, что я продал душу дьяволу, истинному дьяволу с сердцем гадюки. Ему неведомо великодушие, он всю свою жизнь смотрел на человечество глазами вышибалы игорного дома. Я по-прежнему пытался освободиться от этого человека, полученный от него аванс я возместил, добившись для него должности в миссии, назначения в которую я наконец-то смог добиться с величайшими трудностями и упорством. Благодаря общественной деятельности я надеялся забыть свои личные беды. Во Франкфурте я почувствовал, что, несмотря на несчастье, могу быть спокоен. Я был решительно настроен впредь избегать риска рабства или долгов. Я торжественно зарекся садиться за игорный стол, и если бы де Боффлер не ходил за мной по пятам, я, наверное, чувствовал бы себя свободно, хотя воспоминания о моих рухнувших плана и вечное мое чувство, что я был рожден для более благородных целей, были достаточно сильны, чтобы постоянно отравлять мое существование. На второй год своего франкфуртского назначения я поддался искушению посетить это злосчастное место. Неожиданно увидев людей, с которыми я был знаком в Англии, хотя с ними у меня были связаны наиболее болезненные воспоминания, я, тем не менее, укрепился в своем решении вести добродетельную жизнь. Неожиданная удача в Редуте в первый вечер заставила меня забыть все свои решения и стала причиной всех моих бед. Вот моя печальная история вкратце. Я попал в сети Нового Дома: Де Боффлер снова мне помог, но на этот раз его условия были самыми жестокими. Снова я был достаточно безумен и достаточно подл, чтобы рисковать тем, что мне не принадлежало. Вечером накануне праздника я проиграл князю Сальвински и русскому господину значительную сумму. Как вам известно, таков обычай Нового Дома - знакомые выплачивают и получают все значительные выигрыши в вечер следующей встречи. Благодаря празднику я получил короткую передышку: выполнить свое обещание я должен был только на четвертый вечер. Я бросился к де Боффлеру - тот отказался мне помочь, ссылаясь на свой собственный проигрыш и ранее выданный мне аванс. Что мне оставалось делать? Договориться с Сальвински не было никакой возможности. Если бы он выиграл у меня, как другие, вероятно, соглашение, хоть и болезненное, было возможно, но, по воле рока, рискнув, это я выиграл у него. Следовательно, единственным моим шансом был де Боффлер. Он был непоколебим. Я умолял его, я обещал ему всё, соглашался на любые условия - тщетно! Наконец, доведя меня до последней степени отчаяния, он прошептал мне слова надежды. Я слушал, остальное вам известно, отпустите меня. Вы ведь понимаете, что я пропал!

 Барон снова закрыл лицо руками, он был абсолютно потрясен.

 - Господи! Это слишком ужасно, - сказал Сент-Джордж. - Грей, давайте что-то для него сделаем.

 - Дорогой Сент-Джордж, - сказал Вивиан, - успокойтесь. Вас застигли врасплох. Я был ко всему этому готов. Поверьте, вам лучше нас оставить. Советую вам уйти, встретимся завтра утром. Позавтракайте со мной в восемь, и мы сможем обо всем договориться.

 Вивиан вел себя столь решительно и, очевидно, столь обдуманно, что Сент-Джордж почувствовал - в данном случае ему остается лишь подчиниться, после чего ушел очень удивленный, не придя в себя после первого изумления.

 - Барон фон Кенигштайн, - сказал несчастному Вивиан, - мы здесь одни. Мистер Сент-Джордж ушел из комнаты: вы свободны от болезненного присутствия кузена капитана Фейна.