Unknown

В свое время молодой Г. Лукач правильно отметил идею актуальности революции как важнейшую идею марксизма — то главное, что роднит Маркса и Ленина: «С одной стороны, ни Маркс, ни Ленин никогда не представляли себе актуальность пролетарской революции и ее конечные цели таким образом, будто теперь их можно произвольно осуществить в любой произвольно выбранный момент. С другой стороны, однако, именно актуальность революции служила для них обоих единственно надежным критерием правильности решения любого повседневного вопроса» [1]. Но ближайшие цели абсолютного большинства современных коммунистов (во всяком случае, коммунистов по самоназванию) отнюдь не подчинены цели свершения революции (именно свершения революции, а не взятия власти, хотя даже последнее заботит далеко не всех) — порождения действительного коммунистического общества, где свободное развитие каждого является условием развития всех. Тем более не волнуют их, к сожалению, теоретические вопросы, без разработки которых в этом деле никак не продвинуться.

Следует отметить, что вопросы теории вообще мало занимают представителей политического коммунизма в странах бывшего СССР. Эту проблему подробно разбирает автор серии статей De Politica [2].

Что же касается вопросов уничтожения общественного разделения труда, то и «экономическая» сторона дела, и собственно содержательная — производство свободного времени как производство универсального человека, представляется, в лучшем случае, делом далекого будущего. В то время, как сейчас те, кто считает себя вправе говорить от имени марксизма, предпочитают любить пролетариат именно в его качестве пролетариата — то есть как класс буржуазного общества, а не как могильщика всех классов. Тем не менее, актуальность пролетарской революции ставит в ближайшую повестку дня вопросы уничтожения пролетариата как класса, создание свободного человека не только от классового гнета, а свободного по существу — как самодеятельного коллективного творца, действующего по меркам свободы, где каждый в свою очередь является не просто частичным индивидом, а представителем всего этого общества.

Эта задача предполагает обобществление всей духовной, в том числе и чувственной культуры. И тут уже не просто экономика становится педагогикой, а выходящее за рамки экономики обобществление культуры на уровне личности, причем, по логике этой культуры, становится острейшей необходимостью. Поэтому в теории вопросы логики и природы человеческой чувственности, проблема идеального (проблема тождества мышления и бытия), проблема свободы являются вопросами первостепенной важности, но только при условии, если понимать их как вопросы становления коммунизма.

В этом смысле Г. Лукач, М. Лифшиц и А. Канарский мыслили в первую очередь не как специалисты по эстетике, а как коммунисты в области теории. А. Канарский так прямо и говорит о задачах эстетики: «Вместе с тем вряд ли можно уже вести речь о какой-то особой «логике чувственной культуры», отличной от логики формирования культуры целостной личности — человека коммунистического типа вообще. Для эстетики как науки это означает, что методологически верно решить поставленную задачу она в состоянии лишь при условии значительного углубления своих философских основ и — главное — органического сближения ее с теорией научного коммунизма» [3, c.198]. Канарский рассматривает все специфические проблемы эстетики как проблемы становления самоценной и самоцельной деятельности коммунистического характера.

Э.В. Ильенков в своей книге «Искусство и коммунистический идеал» [4] тоже ставит задачу именно так, выясняя, за какие сущностные силы человека «отвечает» искусство, и роль этих сущностных сил в деятельности человека вообще, а не только в искусстве. Он пытается выяснить место и роль красоты в становлении нового человека: «Красота продукта появляется лишь там, где действие совершается сообразно некоторой цели, а не под давлением внешних обстоятельств. Поэтому развитое чувство красоты и выступает как верный критерий свободной реализации цели, выражающей действительную, а не мнимую необходимость, а эстетическое воспитание человека способствует превращению индивидуума из пассивного объекта внешних воздействий, из «винтика» механизма общественной жизни — в самодеятельного субъекта исторического действия, в творческую индивидуальность» [4] .