Unknown

М. Лифшиц ставит вопрос так: «Но возможна «гармония» или «симфония» человека и средств его. Да и вообще трагедия предполагает «wahre Mitte». Это преимущественно область искусства и красоты. Переход в другое, в предмет, без насмешки предмета, без противоположной крайности. Но такое состояние — проблема, цель, идеал…» [5, с.54]. Таким образом, проблема эстетического идеала в частности и проблема идеального вообще в данное время может быть продуктивно поставлена, только если она совпадает с проблемой становления коммунизма, причем, не идеи коммунизма, а действительного коммунизма. В этой связи, на наш взгляд, огромную ценность представляет замечание Маркса о том, что «все движение истории есть, с одной стороны, действительный акт порождения этого коммунизма — роды его эмпирического бытия, — а с другой стороны, оно является для мыслящего сознания постигаемым и познаваемым движением его становления» [6]. Эта мысль ценна не своей исторической ретроспективностью, не тем, что эмпирические роды коммунизма — островки свободной коммунистической деятельности — можно найти чисто эмпирически во всех предшествующих исторических эпохах, а для понимания превращения всей предшествующей истории, то есть предыстории, в собственно историю, превращения эмпирических родов коммунизма в тотальность коммунизма. Но для этого необходимо освоить логику производства эмпирического бытия коммунизма, поскольку коммунизм, не как идея, а как общественное бытие не может быть коммунизмом вообще, неким абстрактом, а лишь единством многообразных особенных форм неотчужденной человеческой деятельности. Для теоретиков бессмысленным делом является сочинение этих эмпирических форм коммунистической деятельности в условиях предыстории, они не могут быть придуманы, а могут только родиться. Но теория может выделить основные моменты логики их производства.

Этими моментами является небезразличность деятельности — ее чувственная наполненность. Такая деятельность всегда является деятельностью по меркам истины, добра и красоты. В этом смысле ее целью всегда является идеальное. На наш взгляд, отличительной чертой таких эмпирических форм коммунизма является то, что, в отличие от отчужденного труда, идеальное — совершенное в своем роде, наиболее соответствующее своему понятию по Платону, которое, по Гегелю, находится в ведении эстетики, а не логики, и идеальное в своем другом, традиционном для философии значении, как относящееся к «миру идей», в конечном счете эмпирически совпадают как предмет и цель деятельности. То, что идеальное (Ideelle) и идеальное (Ideale) — это не одно и тоже, очень важно, но не менее важно как одно становится другим, важны те условия, при которых Ideelle и Ideale совпадают. Идеальное, таким образом, выступает и как отражение (представление, выражение) материального в материальном — деятельное отражение объективной реальности, и как идеальная цель деятельности, с которой она должна сообразовываться, и как эстетический идеал. В этом заключается важнейший момент преодоления разделения труда, его отчужденности от идеального во всех смыслах слова, и самоценность деятельности вне зависимости от того, что именно делается.

Вторым важнейшим определением коммунистической деятельности, как мы уже много раз отмечали выше (эмпирических родов коммунизма), является свобода. В классовом обществе свобода почти исключительно возможна лишь в сфере производства идеального, во всяком случае, только для этой сферы производится общественное пространство и возможность для свободы, поэтому именно в этой сфере встречаются формы эмпирического бытия коммунизма. Но именно способ материального производства определяет эту свободу, в смысле, ставит для нее предел, определяет как условия для нее, так и бытие безусловной свободы.

Здесь следует отметить, что неверно было бы утверждать [7], будто бы идеальный и материальный моменты человеческой деятельности равноправны в труде как таковом и, уж тем более, на уровне деятельности общества как целого, и что они в принципе могут быть таковыми в обществе, где отсутствует разделение труда. Конечно же, идеальный момент присутствует в любой деятельности как момент целеполагания, если только целеполагание не лежит за пределами этой деятельности (для работника, который только продает рабочую силу, его собственная цель вовсе не совпадает с целью производства), но дело тут в другом. Во всяком случае способ производства материальной жизни определяет способ производства идеального. И с этим приходится считаться.

Это важно в практическом плане, потому что, хотя идея и становится материальной силой, когда она овладевает массами, сама она есть результат осознания материальных сил в процессе их действия (результат взаимодействия материального с материальным). Другими словами, чтобы изменить способ производства идей, нужно изменить способ производства материальной жизни. Только так, а не наоборот. Наоборот ничего не выйдет. Материалистическое решение основного вопроса философии превращается, таким образом, в проблему производства коммунизма.