– Вряд ли тебе бы это понравилось, если бы я возражал, да?
– Если ты считаешь, я поверю в то, что забота о моих чувствах хоть как-нибудь повлияла бы на твои действия, то твоя болезнь повредила тебя сильнее, чем я думал.
Коротко улыбнувшись, Хэл допил чай.
– Нет, – сказал он, отставляя пустую чашку. – Не то. Просто... – Хэл отклонился, сложив руки поверх своего чуть-чуть выступающего живота, и прямо посмотрел на Грея. – Я могу умереть. Не собираюсь, даже не думай так. Но могу. И я умру спокойнее, если буду знать, что жизнь Дотти устроена с кем-то, кто защитит ее и как следует о ней позаботится.
– Я польщен тем, что ты думаешь, Уильям сможет, – сухо произнес Грей, хотя на самом деле ему было невероятно приятно.
– Конечно, сможет, – искренне сказал Хэл. – Он ведь твой сын, да?
Откуда-то издалека донесся звон церковного колокола, и Грей вспомнил:
– О! – произнес он. – Счастливого Рождества!
Хэл выглядел столь же удивленным, но потом улыбнулся.
– И тебе тоже.
КОГДА ГРЕЙ ОТПРАВИЛСЯ В ДУВР, Рождественское настроение по-прежнему переполняло его, причем – буквально, поскольку карманы его пальто были набиты сладостями и маленькими подарочками. А подмышкой он нес сверток, в котором находились пресловутые домашние тапочки, щедро украшенные кувшинками и зелеными лягушками, вышитыми шерстяными нитками. Лорд Джон обнял Дотти, когда она подарила их, и успел шепнуть ей на ухо, что ее поручение выполнено. Племянница с таким напором его поцеловала, что Грей все еще ощущал место поцелуя и рассеянно потер щеку.
Надо сразу же написать Уильяму... Хотя, на самом деле, особенной спешки не было, поскольку письмо в Америку доставят не раньше, чем сам лорд Джон туда доберется. Он действительно собирался сделать то, о чем говорил Хэлу: весной Грей будет на корабле, как только тот сможет расправить паруса. Он лишь надеялся, что успеет вовремя.
И не только ради Генри.
Как он и ожидал, дороги были ужасными, а паром до Кале – еще хуже, но Грей не замечал холода и неудобств путешествия. И раз уж беспокойство о брате немного улеглось, он решил подумать о том, что поведала ему Несси... Частью этой информации он хотел поделиться с Хэлом, но не стал, не желая загружать голову брата – на тот случай, если это помешает его выздоровлению.
– Ваш француз сюда не приходил, – сказал ему Несси, облизывая сахар со своих пальцев. – Но он завсегдатай у Джексона, когда бывает в городе. А сейчас он уехал; говорят, обратно во Францию.
– У Джексона, – размышляя, медленно проговорил лорд Джон.
Сам Грей не опекал публичные дома – за исключением заведения Несси – но он определенно знал особняк Джексона и бывал там пару раз с друзьями. Бордель, предлагавший музыку на первом этаже, игры – на втором и более приватные развлечения – этажом выше. Весьма популярный среди армейских офицеров среднего эшелона. Но не из тех, в которых угождали специфическим пристрастиям Перси Бичема – Грей знал наверняка.
– Понятно, – сказал он, спокойно попивая чай и ощущая, как в ушах колотится пульс. – А ты когда-нибудь сталкивалась с офицером по имени Рэндалл-Айзекс?
Это и была та часть письма, о которой он не рассказал Хэлу. Осведомитель Грея сообщал, что армейского офицера Дэниса Рэндалла-Айзекса часто видели в компании с Бичемом – как во Франции, так и в Лондоне. И имя вонзилось в сердце Грея, словно ледяная иголка.
Это могло быть не более чем совпадением, - что известный связью с Перси Бичемом человек взял Уильяма в экспедицию в Квебек. Но будь он проклят, если думает, что это так.
При упоминании имени «Рэндалл-Айзекс» Несси подняла голову, словно собака, услышавшая шорох в кустах.
– Да, сталкивалась, – сказала она медленно. На ее нижней губе осталась крупинка мелкого сахара, Грею хотелось стереть ее с губ Несси – и при других обстоятельствах, он бы так и сделал. – Или слышала о нем. Говорят, он еврей.
– Еврей? – поразился Грей. – Точно нет. – Еврею никогда бы не позволили получить звание в армии или на флоте – равно как и католику.
Несси изогнула темную бровь.
– Вероятно, он не хочет, чтобы кто-нибудь знал, – произнесла она и, словно кошка, слизнула с губы сахаринку. – Но если нет, он должен держаться подальше от домов терпимости – это все, что я могу сказать!
Несс искренне расхохоталась, затем, посерьезнев, поправила на плечах халат и уставилась на Грея темными в свете огня глазами.
– Он тоже как-то связан с твоим парнишкой – тот французик, – сказала она. – Потому что одна из девочек Джексона сообщила мне о некоем еврейском молодчике, и о том, как она просто обалдела, когда тот снял свои бриджи. Девица сказала, что отказалась бы, но там находился его дружок, француз, желавший наблюдать. И когда он – французик, я имею в виду, – понял, что она уходит, то удвоил цену, и девочка согласилась. Она говорила, что когда дело доходит прямо до... – и тут Несси похотливо улыбнулась, зажав кончик языка передними зубами – теми, которые у нее все еще были. – Это слаще, чем с другими.