Unknown

– Молодец, парень. Никогда не выдавай себя зазря – но иногда полезно подмазаться. Нет, Ричардсон стреляный воробей – о тебе он не сказал ни слова. Но мне известно, кто он, и чем занимается. И я знаю, где я его высадил. И бьюсь об заклад, он там не Калперов искал.

Уильям хмыкнул. Очевидно, Роджерс что-то собирался сказать. Тогда пусть говорит.

– Сколько тебе лет, парень?

– Девятнадцать, – резко ответил Уильям. – А что?

Роджерс пожал плечами, его силуэт был не отчетливее прочих теней в сгущающихся сумерках.

– Тогда ты достаточно взрослый, чтобы намеренно рисковать своей шеей. Но, возможно, тебе захочется подумать дважды, прежде чем согласиться на какое бы то ни было предложение Ричардсона.

– Предполагая, что он действительно что-то предложил – опять-таки, ну и что?

Роджерс подтолкнул его в спину, поторапливая его.

– В этом ты сам для себя разберешься, парень. Пойдем.

ТЕПЛЫЙ ДЫМНЫЙ СВЕТ таверны и запах пищи окружил Уильяма. На самом деле он не ощущал холода, тьмы или голода, его разум был сконцентрирован на предстоящем приключении. Однако сейчас он сделал медленный, протяжный вдох, наполнивший его нос ароматами свежего хлеба и жареного цыпленка, и почувствовал себя, как бесчувственный труп, недавно восставший из могилы и возвращенный к полной жизни в день Воскресения.

Однако следующий вдох замер у него в горле, и сердце неистово сжалось, послав мощный поток крови по всему телу. Роджерс, стоявший рядом, издал низкий предупреждающий рык и, пробираясь к столу, как-бы невзначай оглядел зал.

Человек – шпион, сидел у огня, ел курицу и болтал с несколькими фермерами. Большинство мужчин в таверне оглянулись в сторону двери, когда появились новые гости, один из них подмигнул Уильяму, но шпион был настолько поглощен едой и разговором, что даже не поднял головы.

Уильям не обратил особого внимания на этого человека при первой встрече, но сразу же узнал его. Он был не так высок, как сам Уильям, но все же на несколько дюймов выше среднего роста, и имел примечательную внешность: белокурые льняные волосы и высокий лоб, отмеченный шрамами от взрыва пороха, о котором упоминал Роджерс. При нем была круглая, широкополая шляпа, лежавшая на столе рядом с тарелкой, и одет он был в ничем не примечательный обычный коричневый костюм.

Не в мундире... Уильям тяжело сглотнул, но совсем не по причине голода и запаха еды.

Роджерс сел за соседний стол, кивнув Уильяму на табурет напротив, и вопросительно поднял брови. Уильям молча кивнул, но не оглянулся в сторону Хейла.

Хозяин принес им еду и пиво, и Уильям целиком посвятил себя ужину, радуясь тому, что не должен участвовать в разговоре. Сам Хейл был расслаблен и разговорчив, рассказывая своим собеседникам, что он голландец, учитель из Нью-Йорка.

– Однако условий для обучения нет никаких, – сказал он, качая головой, – большинство моих учеников уехали – сбежали со своими семьями к родственникам в Коннектикут или Нью-Джерси. Могу предположить, что такие же – или, возможно, еще хуже – обстоятельства имеют место и здесь?

Один из мужчин за его столом лишь хмыкнул, а другой насмешливо присвистнул.

– Можно сказать и так. Проклятые красные мундиры хватают всех, кто еще не похоронен. Тори, виги или бунтовщики – никакой чертовой разницы для этих жадных ублюдков. Скажете слово против – так схлопочете по башке или утащат вас в чертову тюрьму, чтоб долго не разбираться. Давеча вот один тупой детина остановил меня на таможенном пункте на прошлой неделе, и забрал весь мой груз яблочного сидра и проклятый фургон в придачу! Он...

Уильям подавился куском хлеба, но кашлянуть не посмел. Христос, он не узнал человека, сидящего спиной к нему, но яблочный сидр помнил достаточно отчетливо. Тупой детина?

Он потянулся за пивом и отхлебнул, пытаясь протолкнуть кусок хлеба. Это не сработало, и он тихо кашлянул, чувствуя, как багровеет его лицо, и видя хмурящегося на него с испугом Роджерса. Уильям едва махнул рукой в сторону сидрового фермера, ударил себя в грудь, и, поднявшись, вышел из зала как можно незаметнее. Его маскировка, какой бы великолепной она ни была, никоим образом не скрывала присущей ему массивности, и если бы человек признал в нем британского солдата, все предприятие ожидал бы крах.

Ему удалось не дышать до тех пор, пока он благополучно не оказался снаружи, где начал кашлять так, что казалось, будто сейчас желудок выпадет изо рта. Наконец остановившись, Вилли прислонился к стене таверны, протяжно и тяжело дыша. Он пожалел, что не сообразил прихватить с собой немного пива вместо куриной ножки, что сжимал в руке.

Со стороны дороги приближались последние из людей Роджерса и, недоуменно поглядывая на Уильяма, заходили внутрь. Он вытер рот тыльной стороной ладони и, выпрямившись, прокрался вокруг здания, пока не достиг окна.