Unknown

У колодца возились с ведрами три женщины. Одна юная, две постарше. Огрубевшие черты лиц и одежда с чужого плеча не давали возможности определить их возраст. Тридцать? Пятьдесят? Еще издали завидев гостий, женщины зашептались. Молодая открыла рот и с явным интересом уставилась на пришедших. За что тут же получила подзатыльник. “Беги, скажи, а то все схлопочем!” - услышала Тиса приглушенный голос. Молодка унеслась в сени, а другие две женщины при приближении колдуньи поклонилась в пояс и пробурчали робкие приветствия.

Внутри приюта впечатление от сего места не улучшилось. Посреди парадной стояла ржавая лохань наполовину заполненная мутной водой. С опухшего потолка в нее сочилась вода. Стены медленно, но верно отвоевывала сырость. А скрипучая дверь, что за собой притворила Тиса, не желала с первой попытки входить в отведенную для нее раму. Навстречу вэйне уж торопилась смотрительница. Полногрудая и широкоплечая, она в пару секунд окинула пришедших опытным взглядом выпуклых глаз и безошибочно остановила его на корзинках. Рот произвел движение, сродни жевательному, и большая нижняя губа выпятилась еще больше. Впрочем, похоже, что женщина так улыбалась.

- Благодетельница наша, Агата Федоровна! - голос поставленный, зычный. - Как милостив Единый, что привел вас сегодня в нашу скромную обитель!

За спиной смотрительницы ее подручница - сухопарая тетка в платке, повязанном так, что тот закрывал брови и щеки - тут же подхватила песню:

- Как милостив! Очень милостив!

- Степанида, право слово, оставь аллилуйю, - махнула рукой вэйна. - Ты же знаешь, что я никак не способна обойти “Сердечный кров” стороной в Сотворенские. Лучше скажи, как поживают приютные? Есть ли больные? И что за капель нынче в парадной?

- Нет у нас теперь надежного крова, благодетельница! Крыша-то наша прохудилась!- запричитала смотрительница.

- Уж мы ее чинили-чинили, усе руки изгваздали. Артель бы нанять, да на какие копейки-то? - добавила подручница.

- Что теперича делать-то, как быть-то, не знаем! Детушки да старики мерзнут!

- Ноженьками-то по половицам мокрым ходют! Захворать недолга.

И так слажено скороговоркой причитали женщины, обступив вэйну по дороге в гостевую приемную, что Тиса аж диву давалась. Хор соборный и тот бы обзавидовался.

После крыши стенания переметнулись на потолок и стены, потом окна и двери, мебель, одежду, двор, недостроенную мастерскую. Вот оказывается, чем должен был стать неслучившийся сруб во дворе. В общем, приют нынче в таком плачевном состоянии, что просто выбегай, а то рухнет да придавит ненароком съехавшей крышей.

К чести колдуньи надо сказать, всю речь женщин она выслушала стойко, жалостливо качала головой и охала. Потом вынула из кармана меховой накидки приготовленный заранее тугой кошель и вручила его в протянутые руки смотрительницы.

Осталось только пожелать, что эти деньги на самом деле облегчат жизнь приютных. А было их здесь достаточно много, Тиса поняла это, заглянув в трапезную, где кормили обедом.

Человек двадцать, если не больше, за длинными столами. Склонились над мисками гороховой похлебки, тарахтят деревянными ложками по мере своих сил. Косматые старички, сухонькие старушки, бесцветные женщины без определенного возраста, подростки, даже малыши. Боже, какая мать от себя ребенка оторвет? Или это дети прачек? Скорее всего. Мужчин в цвете лет не наблюдалось, разве что пара юродивых. Тиса опустив голову следовала за вэйной. “Вот, кто имеет право молить Единого о помощи, - размышляла она, - а ты со своими жалкими неудачами постыдилась бы”.

Тиса сняла с себя одежду и уложила на скамью, прошла в приемную. Тут подоспел и Жорка с двумя коробами, которые он сгрузил на пол. Полчаса Агата Федоровна с помощницей разбирали по списку снадобья, мази и сборы, объясняя смотрительнице и ее подчиненным как их применять, впрочем просто повторили то, что написано на бумажечках, приклеенных к склянкам и кулькам. Затем, повязав передники, поднялись на второй этаж, навестили шестерых лежачих больных. Троих из которых Агата без промедления велела отправить в лекарню. Волшебными словами оказались: “сама оплачу их лечение”. Двоих с простудой напоили горячим и снадобьями, натерли разогревающими мазями, предварительно обтерев спины и грудь влажными полотенцами. Последнему омыли ноги и наложили на язвы повязку, густо пропитанную заживляющей мазью. Тиса глядела на колдунью, что с состраданием без брезгливости наравне с ней пользовала больного старика, и еще больше прониклась к ней симпатией.

- И так в течение двух седмиц на ночь, - поясняла вэйна няньке Рае, великанше с добродушным лицом. - И отсюда по пять капель на стакан воды, давать три раза до еды.

Когда пришло время уходить, Тиса поняла, что потеряла свой шарфик, или ему помог кто-то потеряться. Прости, Милостивый, за крамольную мысль. Оглядев ватагу подростков, что пронеслись с гиканьем по коридору, Тиса пожала плечами. Значит, кому-то нужнее. И выкинула из головы сожаления.