Unknown

порядок, установленные в доме еще матерью, но не меньше ему нравилась и неопределенность во всем,

характерная для учителя. Разве есть время вытирать со стола, когда пишешь на нем стихи? Они с

учителем были поэтами, а отец — торговец, это ясно, но поэзия не должна подчиняться торговле, это

тоже ясно.

Тигр, видя, что дело плохо, выступил примирителем, пообещав пресечь продажу вещей и обыскивать

провинившихся каждый раз, когда они выходят из дома. К тому же он утверждал, что сочинения,

которые они пишут, помогут Небесному дару стать чиновником. Отец немного успокоился и не выгнал

Чжао.

С тех пор учитель сам заявлял Тигру, подойдя к воротам и не дожидаясь обыска:

— Иду добыть немного денег. Но не бойся: продавать буду далеко, а не возле дома!

Тигр не очень доискивался, что он несет, так как сам считал, что от лишних вещей нужно избавляться:

они только место занимают. Кроме того, совершив свою торговую операцию, учитель всегда угощал

друзей. Тигр постоянно получал от него фрукты или какие-нибудь другие вкусные вещи, а когда рыльце

в пушку — почему глаза не закрыть?

Еще отец был недоволен тем, что Небесный дар часто ходил к Пчелке. Юноша особенно любил ходить

к ней потому, что теперь она превратилась в «ночную Пчелку». Супруги Хэй не успевали следить за

детьми и предоставляли им делать что хотят, и Небесный дар продолжал играть с ними. Они вновь

перестали казаться ему грязными, так как он, подражая учителю Чжао, разлюбил прихорашиваться и

подарил свою еще не до конца использованную жидкость для ращения волос жене Тигра. Ему очень

нравилась наивность Пчелки. Он читал ей стихи, в том числе о ней самой, а она каждый раз округляла

свои черные глаза и говорила:

— О, какие красивые!

Он шептал ей, словно герой романа:

— Наши судьбы связаны неразрывно... А она, ничуть не смутившись, отвечала:

— Это прекрасно!

Кое в чем она, конечно, усовершенствовалась — например, научилась шить и частенько штопала

братишкам носки. Иногда у нее в волосах застревала нитка, Небесный дар снимал ее, прикасался к ее

волосам, но она не протестовала. Во время дождя она по-прежнему бегала босиком.

Однажды, заглянув к Хэю, отец увидел их вместе и тут же позвал Небесного дара домой. Юноша,

заметив на лице отца сумрачное выражение, не стал с ним спорить, но дома рассказал все учителю.

— Без женщин нет поэзии! — воскликнул Чжао.— Поэт всегда должен любить. Ведь женщина — это

ива, а поэт — ветер. Что еще он может теребить, как не иву, откуда еще может черпать красоту?

Небесный дар спросил, почему же тогда у самого учителя нет женщины. Чжао ответил, что когда-то

одна женщина отвесила ему очень звонкую пощечину, а это уже неинтересно — как неинтересно, когда

ива хлещет тебя ветвями по голове.

Отец не упоминал о встрече у Хэя, по втайне решил подыскивать для Небесного дара невесту.

В последнее время отец стал раздражительным, часто ворчал. Вообще-то он любил поболтать с сыном,

однако случалось это все реже. Отец чувствовал, что порою Небесный дар нарочно бегает от него, и

нервно теребил свою бородку. Он как будто утратил прежнюю беззаботность. Господин Ню все больше

беспокоился о своей торговле, а она шла как раз хуже. Когда в конце года подбили счета по трем

лавкам, выяснилось, что одна из них принесла убыток. Это было впервые в его жизни. Откуда вдруг

убыток, где корни беды, отец установить так и не смог. Он видел, что другие ведут торговлю неумело,

без правил, однако они почему-то богатели, а он беднел! Конечно, он чувствовал, что обстановка в

городе стала напряженнее, чем прежде, все торговцы отчаянно конкурируют друг с другом, и никто уже

не вспоминает пословицу о том, что множество лодок не запрудит реку. Каждый старался придумать

что-нибудь хитроумное, но он не мог угнаться за остальными да и не хотел гнаться. С деньгами стало

совсем туго, деревенские почти не приезжали в город за покупками. Господин Ню верил в свои старые

методы и по-прежнему пытался продавать настоящий товар за настоящую цену, но... терпел убыток.

Всякие контрабандисты или торговцы фальшивым товаром богатели. Они устанавливали связи с

властями, даже с иностранцами, гнались за быстрой прибылью и норовили оторвать разом тысяч

двадцать — тридцать, а иначе, как говорится, «собирали котлы» и не брались за дело. У него же была

старая, почтенная фирма, известная своей дальновидностью, большим числом приказчиков, солидным

доходом. Что все-таки случилось? Он не понимал этого, как старик Цзи не понимал, почему нищает

деревня. Другие торговали японскими товарами, он тоже взялся за это, но прогорел. Другие снижали

цену, он тоже снижал, но у него не покупали. Он выложил за эти товары свои кровные денежки, с

болью думал о том, что они покинут его страну, надеялся получить возмещение из деревни, но оттуда

шло только зерно, а не деньги. Деревенские, продав зерно, шли к уличным лоткам, покупали там старую

одежду, дешевую материю, японскую вермишель, а в его лавки не шли.

Господин Ню уже совсем не мог быть щедрым, как раньше, ему приходилось торговать в какой-то