Unknown

лихорадке, но эта лихорадка не приносила ему пользы. Недавно его конкуренты выбросили на рынок

большую партию туфель на резиновой подошве и за неполный месяц загребли за них не то тридцать, не

то сорок тысяч, а он попробовал продать немного — не берут. Откуда поступила эта партия, он не знал.

Стал торговать по более низкой цене, тоже почти ничего не получил. Ему приходилось содержать

лавки, а конкуренты нанимали несколько десятков человек и все распродавали прямо на улице. Он

должен был платить налоги за помещение, за право торговли, за городское самоуправление, на помощь

пострадавшим от стихийных бедствий и бог знает за что, а многие его конкуренты не имели лавок и

стало быть, ничего не платили. Раньше он закрывал на это глаза, но тем не менее богател; теперь сидел

с вытаращенными глазами, сам считал на счетах — бесполезно. Он мог только повздыхать вместе с

другими старыми торговцами, которые не хотели стариться, а пытались двигаться вперед:

ремонтировали свои лавки, устраивали большие стеклянные витрины, оклеивали рекламой весь город,

рассылали товары на дом, организовывали новогодние распродажи... Все было тщетно. Богатели только

японцы, у которых маленькие лавчонки на глазах превращались в большие магазины, да табачная

фирма «Ворота добродетели», рассылавшая свои сигареты целыми ящиками даже в деревню.

Единственным утешением для господина Ню было то, что многие лавки лопались так же быстро, как

создавались, а его фирма выдержала длительное испытание. Но если эта фирма будет постоянно

приносить убыток, она тоже лопнет! Всю жизнь заниматься торговлей и вдруг на старости лет

обанкротиться — такое он даже представить себе не мог. А сын тем временем не желает учиться

торговле. Как тут не ворчать?

Услышав, что их торговые дела идут неважно, Небесный дар сказал об этом учителю, но тот очень

развеселился:

— А какое это к нам имеет отношение? Напротив, мы должны радоваться гибели торгового духа. Не

устроить ли нам пирушку по этому поводу?

Небесный дар был чуть более сдержан:

— Ладно, только чтобы отец не узнал!

— Мы должны даже радоваться по этому поводу! — повторил учитель.— Деньги сковывают мысли.

Если лопнут все три лавки, мысли полностью освободятся, и только тогда вы сможете наслаждаться

духовной свободой!

Идея Чжао была очень интересна, но Небесный дар все же немного забеспокоился:

— А что мне делать, если отец действительно обеднеет?

— Ничего особенного! Станешь вместе со мной бродячим поэтом, и все. На свете очень много

бедняков, чего же нам бояться?

Эти слова опять всколыхнули фантазию Небесного дара. Он представил себе, как вместе с учителем,

Пчелкой, Тигром и его женой бродит по свету. Вот они, босые, сидят в тени деревьев; Пчелка ловит для

всех рыбу; они едят и чувствуют себя на вершине блаженства. Во всяком случае, это гораздо лучше,

чем постоянно страдать от правил и ограничений.

Особенно радовало юношу то, что учитель как-то отправил один его небольшой очерк в тяньцзиньскую

газету, и его там неожиданно напечатали — в литературной рубрике. Увидев свое имя в газете (ему

прислали три экземпляра), Небесный дар буквально задрожал от восторга. С детства он терпел

унижения от всех, кроме Тигра; его дразнили криволапым, незаконнорожденным, исключили из школы,

и вдруг такой триумф! Он решил, что имущество отца действительно ничего не стоит. Главное — это

слава, а не выгода. Теперь, когда его напечатали в газете, о нем, наверное, знает вся страна. А может

быть, и нет, к сожалению, потому что в деревне вообще не видят газет, а в доме Хэя их используют

только на обертку. Даже в городских семьях, насколько он знал, очень мало газет, журналов или книг.

Из двух юньчэнских газеток люди иногда читали лишь разные мелкие новости, объявления о

распродажах да отрывки из авантюрных романов. Учитель Чжао называл эти романы «литературой

Хуан Тяньба» и считал, что их распространителей нужно сжигать. «Но какой смысл имеют его

собственные сочинения, не принадлежащие к «литературе Хуан Тяньба», кто их читает? — сомневался

Небесный дар.— А если никто не читает, стоит ли их писать? Нет, деньги, пожалуй, все-таки полезнее

литературы!» Впрочем, учителю он об этом не решался говорить.

После праздника Середины осени снова подбили счета, и выяснилось, что все три лавки просто ничего

не дали. Это было еще хуже убытка, потому что в душе торговца всегда живут два понятия,

равносильных дню и ночи: заработок или убыток. А если нет ни того ни другого, что это значит?! Даже

говорить стыдно! На господина Ню страшно было смотреть. Его круглое лицо осунулось, спина

сгорбилась, но он продолжал бороться: ночью почти не спал и все время думал. Ему очень хотелось

стать таким же беззаботным, как прежде, однако это не получалось. Приятно было вспоминать о своих

былых успехах, которые давались ему без малейшего труда, но мысли о настоящем повергали его в

растерянность и тоску. Иногда он вообще не мог уснуть, вставал среди ночи, до рассвета бродил по

двору и кашлял.

Небесный дар устыдился своего поведения. Он должен помочь отцу, проявить к нему сочувствие: он не