Университеты

– Зовите Соломоном, – равнодушно отозвался контрабандист, – и сразу – да, это не настоящее имя, а настоящее вам и знать нечего!

– А чиво… а-а! – Семён закивал понятливо, и оборотясь к прочим, пояснил:

– Правильно! Неча языком о зубы лишнее лязгать! Мы тама будем, а ему ишшо не раз и не два шарохаться так… верно?

– Верно, – равнодушно отозвался Соломон, доставая трубку.

– И што… – переглянувшись с мужиками, осторожно спросил Фаддей, – сильно опасно? Ну… ремесло твое?

– Пф… – Соломон наконец раскурил трубку, обдав завистливо принюхавшихся мужиков клубами ароматного табашного дыма, не чета махорошному.

– Царь-батюшка очень расстраивается, когда его православные подданные хотят жить хоть где, но лишь бы не под его православной отеческой дланью, – ёрнически сказал жид, – А когда он расстраивается, то посылает своё христолюбивое православное воинство делать а-та-та и пиф-паф неразумным подданным.

– Ишь, заворачивает, – крякнул восхищённо один из мужиков позади Фаддея.

– Пиф-паф… – повторил Семён и ощёрился, дёрнув щекой, – батюшку мово так… пиф-паф! Артиллерией восстание мужицкое усмиряли.

– Вот и нас… артиллерией недавно, – кивнул Соломон, и между жидом и мужиками пробежала искорка понимания.

– А сам-то чево? – спросил у жида невысокий, но дивно кряжистый Аким, – Ну… от царя, хм… батюшки.

– Батюшка, – прошипел Семён, усмехаясь зло, – осиротеть бы! Штоб все эти батюшки да матушки с дядюшками, тётушками да диташками… разом! До седьмого колена! Со всем семенем дворянским!

– Сам? – Соломон пожал плечами и проделал непонятным мужикам манипуляции с парусом, – Родные могилы, они, знаешь ли, не вдруг отпускают.

– Ты, мил чилавек, уж прости, – заранее завиноватился Аким перед жидом, – тока как бы нам ето… душеньку успокоить? Письма от родовы, да на переезд вспомогание денежное, ет одно, а живой чилавек, ето же совсем иной коленкор выходит! А? Как там оно?

– Как там, – едко подчеркнул жид, – не знаю, не был лично. А так… ну, нормально.

Он пожал плечами, подбирая слова.

– В Османской Империи вас в лагеря определят, на карантин, а оттуда уже и в Африку пароходами.

– Читывал, – мнительно сказал Семён, – но што-то не шибко и верится. Магометянам-то с каково перепугу нам помогать?

– А… – улыбнулся Соломон и отвлёкся, весь превратившись в настороженный слух. Замерли и мужики…

– Показалось! – успокоено сказал контрабандист, и мужики снова задышали, – С османами как раз просто, им тот факт, что православные от православного царя бегут – мёд и мёд! Во всех газетах пропечатывают, и уж поверьте – искренне султан помогает, от всей души! У него же христианских подданных полным-полно, и все они на русского царя смотрят.

– А тут такой афронт Николашке! – хлопнул себя по колену Ляксей, в полном восторге от хитроумности султана.

Соломон хмыкнул, но ничево не ответил, он вообще оказался каким-то вовсе уж неправильным жидом. Мало тово, што здоровенным, как полтора немаленьких Фаддея в ширь, так ещё и неразговорчивым! Жид!

Мужики заговорили больше друг с дружкой, привлекая Соломона только для разрешения споров. Черпая информацию из писем родни, зацепившихся за Африку, они добавляли к обстоятельным (но весьма пристрастным и не всегда достоверным)письмам изрядную щепотку слухов и собственного воображения. Входило порой чорт те што, и сбоку бантик!

– … да я те говорю, – вытягивал шею Аким, – там все свои да наши! Кто осел покрепче, так тянет перво-наперво супружницу, у каво есть, а потом брата, да свата, да кума зятя!

Фаддей не спорил, поддакивая и кивая, и только яростно затягиваясь цигаркой, борясь с тошнотиком от качки. А чево ж спорить-то?! Всё так…

– Во где у нас Африка будет! – токовал Ляксей о своём, потрясая мосластым кулаком, и пытаясь втолковать остальным, што планы у них с двухюродным братом – ого!

– Коровок заведу, может даже с десяток, – вслух мечтал он, и тут же сбивался, вспоминая письмо родича, в котором говорилось о стаде в сотни голов… но такие цифры не умещались в кудлатой башке Ляксея!

Семён склонялся к тому, чтобы осесть в городе, всё допытываясь у Соломона о жаловании, да о ценах. Цифры выходили больно соблазнительные, но ведь и кум о том же писал! Ему-то пошто врать?

– … а ты што… – рвали мужики Соломона вопросами. Тот отвечал, но иногда через зубы, а раз как-то и вовсе – башкой о мачту постучался, да и сказал што навроде «Гой еси», но не на русском. А потом да, ответил.

… мужики говорили и говорили, обсуждая письма и собственное виденье будущего. А ещё – заговаривая страхи, как грядущего, которое может оказаться на таким раёшным, так и настоящево – с бьющими о борта стылыми волнами и бездны подо дном, из которой, случись чево, и не выплывешь!

Наговорившись больше, чем бабы за неделю, устроились спать вповалку, накрывшись парусиной от моросящего холодного дождика. Зевая, Фаддей сонными, закрывающимися глазами глянул на неправильного жида, который и вовсе не ложился, спеша удалиться за ночь от русских берегов…

… да и заснул.

Снилась ему Нюра и малые, и собственный дом, и Африка, и всё у него было хорошо…

Глава 30