Университеты

– Условия конкурса просты! – запрыгиваю рядом, предварительно разувшись, и размахивая штиблетами, – Прежде всего рисунки должны быть африканскими, и если не прямо, то как минимум косвенно напоминать об Африке! Далее – комиссия, которая допускает лучшие из представленных работ с холста на дома центральных улиц!

– Комиссия пристрастна! – выкрикивает кто-то, и шум становится вовсе уж чаячьим. Одни поддерживают это утверждение, другие против… А художников-то, батюшки-светы! Толпень! Я когда конкурс задумывал, думал о десятках человек, может паре сотен как максимум, а тут… Боюсь утверждать, но как бы не на тысячи счёт!

А что? Условия для участия ведь самые простые: принести свою «африканскую» работу в виде картины или наброска на улицу Денуае, и если члены комиссии сочтут её годной, то на полотне или бумаге появится соответствующая печать. Или печати, если работу сочтут годной сразу несколько членов комиссии. Несколько печатей дают жетон номинанта.

Отдельно предложение местных активистов, в которое я вцепился – возможность выбора домовладельцами из «проштампованных» работ, если они, домовладельцы, оплатят краски художнику.

– Комиссия пристрастна! – соглашаюсь громко, перехватывая инициативу, – Все мы пристрастны, несовершенны, и не всегда обладаем тем идеальным вкусом, который полностью совпадает с вашим!

Ох, как переменчиво мнение толпы… уже смеются! Парижане…

– Но месье, – не отпускаю инициативу, – членов комиссии с заветным штампом более тридцати человек, и если вы не сумели привлечь внимание хотя бы одного, я вам искренне сочувствую, но пропускать из жалости не стану!

– Ах ты ж в Бога… – слышу малый загиб от Саньки, – штиблеты сперли! Вот только што…

– Сувенир, месье! – орёт незадачливый воришка, отловленный почти тут же, – Я не уголовник, а…

Незадачливому клептоману насовали тумаков, да и выпроводили в пинки, а мы продолжили прогулку по улице, и…

… Божечки, как это здорово! Шумно, толкотно, пахуче… а от картин рябит в глазах, но…

… конкурс надо проводить каждый год! Обязательно!

– Лимона-ад! – прервал размышления уличный торговец, вопивший так неистово, будто ему доплачивают за каждый децибел сверх некоей нормы, – Лима-анад!

– Какой день, а?! – протолкался ко мне Санька, сияя глазами и всей физиономией.

– … месье коммандер!

… и всё-таки – отличный день!

* * *

– Итак… – Лубе нетерпеливо махнул рукой, обрывая приветствие префекта, – вам есть что сказать по поводу убийства президента Крюгера?

– Да, месье президент, – склонил голову Лепин, и пройдя вдоль стола, раздал кабинету министров папки.

– Выжимка, месье, – предупредил он вопросы, – дело в полном объёме занимает несколько полок, и разумеется, все желающие смогу ознакомиться…

Пока министры листали документы, хмыкая и переговариваясь, Лепин с помощью секретаря Лубе развесил полдюжины крупных листов ватмана с графиками, схемами и прочим, что счёл он необходимым. Далее пришёл черёд фотографий, и наконец…

– … нарочитость британского следа, признаю честно, месье, – рассказывал Лепин, расхаживая перед министром с видом лектора, – изрядно меня смутила поначалу. Слишком много улик, и улик грубых, едва ли не выпрыгивающих на полицейских.

– Но! – он воздел указательный палец, – Именно эта нарочитость и навела нас на след! Преступники будто дразнили нас, провоцировали на немедленные действия!

– Распни его! – пробормотал Лубе, и префект энергично кивнул.

– Да, месье президент! Все улики указывали на британцев, но слишком грубо, нередко обрываясь при попытке отследить их, самым притом неестественным образом.

– Можете привести пример? – поинтересовался Вальдек-Руссо.

– Разумеется! – для убедительности маленький префект даже приподнялся на носках, – В частности, мы наткнулись на окурки британских папирос, но полицейский химик, исследовав их, уверенно констатировал, что злоумышленник сделал от силы несколько затяжек. Скорее всего, папиросы обрезались, затем следовало несколько затяжек, и из окурков формировали так называемые улики.

– Однако! – удивился один из членов Кабинета.

– А уж как удивились мы! – растопорщил усы префект полиции, – И улик такого рода, месье, десятки! Всё буквально подзуживало нас объявить о британском следе!

– Провокация? – пробормотал Комб, доставая сигару, – Но чья?

– Я уже подбираюсь к этому моменту, – поправил усы префект.

– Как я уже говорил, – продолжил он, – буквально всё кричало о британцах, если бы не сдержанность месье президента…

Лепин отвесил короткий поклон Лубе.

– … и моя интуиция, мы могли бы знатно оскандалиться! Провокация была рассчитана на национальный французский характер, порывистый и энергичный. На то, что с самым началом расследования часть его попала бы в прессу, и добрые французы вышли на улицы, возмущённые подлость британцев. А далее, месье, нас ждал превеликий конфуз!