Высокий каменный потолок, едва различимый при тусклом, отдалённом источнике света, тяжко нависал над ложем, и будто бы даже дышал, отчего у Пономарёнка закружилась голова. Закрыв глаза, он снова провалился в сон, и перед его внутренним взором возникли сцены, полные болезненного, удушливого эротизма.
Пробудился от иссушающей гортань жажды, растрескавшей само нутро, и облизывая губы сухим языком, открыл наконец глаза…
… и снова закрыл, чтобы открыть их шире, щипая себя за ногу.
Реальность осталась всё такой же фантасмагоричной, и высокий каменный потолок не почудился в бреду. Благо, хоть пульсировать перестал…
Чувства просыпались медленно, будто нехотя, и Мишка медленно повернул голову в сторону источника света, находящегося за…
… решёткой?
– Однако… – просипел он, попытавшись сесть, что удалось ему лишь со второй попытки. Низкое каменное ложе с охапками соломы и мешковиной навевало дурные мысли.
«– Дочитался, – нехотя ворохнулась мысль, – подземелья Ллос, только антураж попроще и поплоше».
Потом мелькнула, да и тут же пропала, догадка о дурном розыгрыше.
– Узник замка Иф, – просипел подросток, с трудом водружая себя на подрагивающие ноги. Преодолевая дурноту, он двинулся изучать камеру, в которой оказался. Медленно, шаг за шагом, трогая шероховатые камни, подошёл наконец к решётке и уставился на толстые прутья, бездумно щёлкая по ним ногтем.
Так он и стоял, пока…
… не замёрзли босые ноги, и Мишка только сейчас осознал, что его зачем-то переодели в какое-то рубище с чужого плеча. Приняв это как факт, но не чувствуя ни малейшей эмоциональной окраски, он отошёл назад и присел на мешковину, поджав под себя босые ноги.
Полноценный разум возвращался медленно, и если бы не жажда, Мишка долго сидел бы в наркотическом оцепенении. Наконец, мозг опознал большой кувшин, стоящий чуть поодаль прямо на полу, и кряхтя, подросток снова поднялся и сделал несколько шагов, хватая сосуд.
– Вода? Вода… – поколебавшись чуть, он отбросил сомнения и припал к кувшину, не без труда приподняв его ослабевшими руками. Пил он долго, маленькими глотками, часто отдыхая и оглядывая камеру.
Живительная влага, напитав иссохший мозг, вернула ему способность размышлять. Помещение, в котором он находится, напомнило не тюремную камеру, а тупиковое ответвление в катакомбах, перегороженное решёткой под частную тюрьму, что навевало самые нехорошие мысли.
Оставив воду, Мишка обыскал камеру, и был вознаграждён старыми башмаками, растоптанными едва ли не гвардейцами Бонапарта, тут же натянув их на озябшие ноги. В углу нашлась тяжёлая деревянная бадья, прикрытая крышкой.
– Ага… – глубокомысленно сказал Пономарёнок, открыв её и заглядывая внутрь. Слабый химический запах показал ему, что бадью используют по назначению, а затем дезинфицируют, и стало быть…
Сознание его забуксовало, но всё ж таки пришло к выводу, что похищения людей поставлены на поток. А это – ой!
Сердце забилось чаще, разгоняя вязкую кровь и пробуждая мозг. Некстати начали всплывать воспоминания, и подросток глухо застонал, вспоминая женский смех, манящую улыбку и глаза, обещающие так много…
– На такой дешёвый трюк попался! – прошипел он василиском, сплёвывая горькую слюну, вязкой ниточкой повисшей на губе и налипшей на одежду.
– Та-ак… – выбросив из головы воспоминания, или вернее, отставив их на время, подросток вытер подбородок и подошёл к решётке, изучая внимательно как её саму, так и коридор. Прутья толстые и достаточно частые, чтобы не суметь просунуть даже голову. Щеколда массивная, к такой и с ломом не подступишься, а замок…
Он прищурился, пытаясь извернуться и как-то увидеть его, но втуне. Сплюнув ещё раз, и снова неудачно, Пономарёнок вернулся к наблюдениям, кусая сухие губы и растирая щёки, гоня кровь к голове.
Светильник в стороне, что-то вроде дешёвой, тускло чадящей лапмадки. Освещает пространство перед камерой, и предназначено явно не для узников, а для удобства тюремщиков. Не сразу разглядев сильно увеличенный резервуар для горючего, Мишка замер, прикидывая, сколько может тлеть такая лампадка при полной нагрузке?
По всему выходило, что много, и заминка лишь за фитилём, но эта проблема не из числа неразрешимых.
– Ага… стал быть, не хотят утруждаться, – констатировал он, вглядываясь и вслушиваясь в полумрак катакомб. В голову вкралась вялая надежда, что похитители прибудут не вдруг, и стало быть, можно, а значит и нужно, придумать что-то вот прямо сейчас!
Сознание услужливо подпихивало всякую ересь из любимых Санькой книжонок сыщицкого типа, герои которых претерпевают всякие приключения, выскальзывая из них самыми неестественными способами. Глупость, но…
… в голове возникла смеющаяся физиономия Егора, и Мишка начал перебирать ассоциативные цепочки, расхаживая по камере. Меряя её шагами, он считал их зачем-то, насчитав тридцать один шаг на пятнадцать, а цепочки никак не поддавались.