Университеты

Глянуть издали, и не слишком пристально, так вроде и похоже на деревню «а ля рюс». Косоворотки, красные рубахи, балалайки, смазанные дёгтем сапоги, танцы вприсядку, самовар на столике под деревцем в кадке.

Морды подобраны яркие, фактурные, иногда даже слишком, до нарочитости, будто бы пробы устраивали на роль «мюжик а ля рюс». Впрочем, почему «будто бы»? Наверняка и устраивали.

«– Кастинг!»

Кулаки, сотские[36], давным-давно освоившиеся в городе извозчики, мелкие конторщики и прочий люд, у которых в документах стоит отметка «из крестьян». Были, да вышли, только в документах крестьянами и остались. Движения, повадки, взгляд… опытный человек такое влёт считывает, а я не без оснований причисляю себя к таковым.

По мордам «ля мюжик» отбирали, по благонадёжности. Искренней, истовой. По благополучию, которое выгрызается зубами за счёт односельчан. По вере, что они это благополучие – заслужили, а прочие – сами виноваты! Потому что.

А ещё – в Бога, в царя-батюшку. Мироточат иконами чудотворными.

В кого ни плюнь, так все о медали «За усердие» на анненской ленте сны снят. Зубами себе место под солнцем выгрызали, и выгрызли. Последний рывок, и «ля мюжик» после парижского вояжа ужо появится на родимой сторонушке с медалью на ленте анненской! Жизнь удалась!

В избы можно входить, знакомясь с бытом русских крестьян, и этнографический этот аттракцион пользуется неизменной популярностью. Вот только оттеночек этой популярности – с душком.

– Зулусская деревня, – пробормотал Санька, наблюдая за французами и суетящимися вокруг соотечественниками, – один в один!

– Угу… тоже заметил?

– Чево ж тут не заметить, – с горечью отозвался брат, – если так оно и есть! В Дурбане ещё попалась старая, за весну ещё, русская газета. По случаю попала.

– Писали о фуроре, – продолжил Чиж, явно пытаясь цитировать, – коий произвели русские плотники в Париже, сооружавшие павильоны. Дескать, все французы дивились и восторгались мастерству русских плотников, которые одними только топорами могут блоху подковать… ну и далее. Ты и сам знаешь, как писаки умеют.

– Особенно ежели ни хрена не понимают, а начальство хряпнуло уже посконности и требует народности и умиления? Знаем, плавали!

– Ну да, ты же сам… – сбился он ненадолго, – я здесь вспомнил, ну и не поленился, достал уже французские старые газеты. С горем пополам, канешно, но справился, перечёл. Умиление, знаешь ли, тоже есть, только…

У него дёрнулась щека.

– … как над обезьянками дрессированными. Я озлился сперва, а сегодня с утра не поленился и сходил на стройку. Полюбовался, как французские плотники работают. Так знаешь ли, гордости поменьше осталось за Россию-матушку. Одним топором плотницким орудовать, это и в самом деле, цирк какой-то. Нет, так-то мастера, ничего не скажешь! Только…

Он усмехнулся кривовато.

– … я потом ещё раз ту газету перечитал, нашенскую. Так там прямо пишется, что «топорами своими и природной сметкой наши плотники достигали подчас тех же результатов, что и французы…» Подчас, понимаешь?! У нас – на сметке природной да на топорах. А у них – на школьном образовании, так-то! Десятники наши хуже чертежи читали, чем рядовые французские плотники. А ведь привозили-то – лучших!

– О! – прищурился Санька на одного из ремесленников, забыв о нашем разговоре, – Никак Яков? Кирюхин?!

– Стой… да стой ты, чортушко! – придержал я брата за локоть! Не лезь, не надо…

– Чево так? – непонимающе вылупился брат.

– А… тут же начальства да всяких начальствующих поболее будет, чем всех этих кустарей и… хм, крестьян. Я, как в Париж прибыл, так сам понимаешь, подошёл к землякам. Ну да кто бы удержался-то? Ну… с кем как, но пообщались. С казачка́ми, правда, неувязочка вышла… впрочем, и хер с ними, переживу.

– С чего ты вообще к нему подходил? – не понял брат.

– Да не я… сам подошёл, и ну усами шевелить, таракан херов. Пугальщик! В душу ему двинул да придержал, чтоб не осел. Вояка грозный, бояка смелый! Да не суть.

– Подошёл через пару дней ещё, так они глаза прячут да косят куда угодно, лишь бы на меня не смотреть. Если говорить дальше, так вплоть до заикания, – кривовато улыбнулся я, – заново вспоминая не самые приятные минуты. Не сразу понял про начальство и прочую шваль сановную. Как что полезное делать, так тяму нет, а как тащить и не пущать, да стращать ни за што, но по закону, так они тута первые!

– Не знаю, какими словами народ пугали, но… – усмехаюсь, – догадаться несложно. Чуть не до ссыкоти довели. Я прошёлся специально, так веришь ли, даже таракан тот усатый зубами скрипел, но морду воротил от меня. Ежели с прямым вопросом к кому, то либо убегает к кому-нибудь из других посетителей, либо ещё что.

– Тошнотик какой-то, – сморщил Санька брезгливо нос.

– Угум.

– Хм… народ пугать, это канешно не дело, – задумался он, – но знаешь? Я бы на твоём месте прогулялся бы здесь к компании нескольких корреспондентов, только што они как бы отдельно. Матерьял… бомба!

– Голова! – восхитился я, стукая по плечу.

– А то! – не стал скромничать брат, смешно выпячивая грудь, но долго гордиться я ему не дал.

– Уже.

– А?