Уна

На кухне уже все собрались. Умытый и переодетый Эльмар, заплаканная Книта, Сольта и Ида, прижавшиеся к брату с двух сторон. Птица сидела на подоконнике.

– Уна! – воскликнула Книта и протянула ко мне руки. Я подошла и обняла ее. Я уже научилась. – Вот вы все и дома, вот вы все…

Она снова заплакала, и Сольта сказала мягко:

– Мама…

– Не все, – прошептал Эльмар.

– Ты ни в чем не виноват, сынок, – сказала Книта. – Счастье, что ты остался жив, что ты вернулся.

Я уже поняла, что они оплакивали своего отца и мужа, что за этот почти год они снова и снова прощались с ним: когда Эльмар с отцом не вернулись сразу, когда не вернулись через неделю, две, месяц. Когда Ралус принес известие о том, что отца казнили, а Эльмар неизвестно где. Когда пришли соседи, ели и вспоминали их. И вот сейчас – снова. Я вытерла Кните слезы. Она поймала мою руку и поцеловала ладонь. Мне стало жарко. Может, об этом и говорил Хранитель холмов, когда сказал, что мне надо отогреться? Что меня надо обнимать и целовать, чтобы мне всегда было жарко?

Оказывается, Эльмар рассказывал о том, где он был. Я слушала невнимательно, пока не услышала:

– Мия.

– Мия?

Эльмар запнулся и глянул на меня. Я смутилась.

– Прости, мне показалось, ты сказал «Мия».

– Да. Так звали одну девушку, я познакомился с ней в приюте, а потом за ней приехала ее бабушка и…

– Элоис? Она ее нашла?

– Ты их знаешь? – наконец-то Эльмара что-то по-настоящему удивило.

– Только Элоис. Она рассказывала про свою внучку, которая сбежала с агибами.

– Да, это она, – и он улыбнулся будто бы мне, но на самом деле своим воспоминаниям о Мии.

– Я рада, что Элоис ее нашла, – сказала я. – И Эрли. Ее мама. Я жила у них, пока Ралус искал вас.

– Они хорошие? – спросил Эльмар.

– Да, очень! И очень скучали по Мии! А ее мама, Эрли, она отсюда, с островов, она мне песню пела… – Я попробовала напеть мелодию «Зимней песни», и все четверо переглянулись.

– Да, у нас часто поют ее зимой. Сольта поет лучше всех.

– Перестань, мама, – поморщилась Сольта. – Ну а дальше что, Эльмар?

И Эльмар продолжил рассказ про девочку Мию, которая отдала ему лодку и волшебного тулукта и благодаря которой он смог вернуться домой. И я бы поверила его бодрому голосу, если бы не тоска в глазах. Эльмар не жалел о своем выборе, он жалел, что не уговорил Мию плыть с ним.

Мама

Книта: Она знает?

Ралус: Нет. И не должна узнать.

Книта: Почему? Ралус, это жестоко!

Ралус: Жестоко давать ей повод задуматься, почему мир так ужасен, почему она росла одна на пустом острове со стариком, который ненавидел ее, и почему тот, кто знал об этом, тот, кто мог ей помочь, самый близкий ей человек, осмеливался являться к ней лишь раз в полгода, чтобы привезти то малое, что удалось собрать у добрых людей! Я не смог защитить ее от ненависти Семи островов, обрек на холод, на несчастное детство, и теперь Хранитель холмов говорит, что если она не отогреется…

Книта: А что ты мог сделать?

Ралус: Не знаю, Книта, тогда мне казалось, что это единственный выход, но теперь… Если бы старик не умер внезапно, то где бы жила до сих пор Уна? Я уговорил сам себя, что другого выхода нет, что она должна жить там и мучиться, а выход нашелся бы! Просто я испугался за нее и…

Сначала Книта молчала, а когда заговорила, голос у нее был горче нашей островной ягоды.

Книта: Никогда тебе не прощу, что ты ее там оставил, прятал так долго, что не нашел меня, ничего нам не сказал.

Ралус: Я знаю. Но я боялся. И был уверен, что так нужно.

Книта: Нужно?

Ралус: Она пряха, Книта!

Я зажала уши руками и выбежала из дома. Пряха, пряха, пряха! Я не могу больше это слушать, у меня разорвет голову! Что за пряха, зачем они меня так называют, почему это так важно для них? Почему я? Что я должна делать? Жить на Веретене вечно? Меня отправят обратно? Чего они от меня хотят?

Выскочив за порог, я врезалась в Эльмара.

– Эй, потише, сестренка! Что это с тобой?

И только тут я поняла, что услышала невероятное. Да, Ралус не сказал напрямую, но ведь и так ясно, да? Я просто не давала себе разрешения думать об этом, но ведь только слепой мог не увидеть! Лита – видела.

– Ралус – мой отец.

Эльмар нахмурился, глянул в глубь дома.

– Кто тебе сказал?

– Твоя мама говорила с ним на кухне, а я подслушала.

– Подслушивать плохо.

Я удивилась. Почему плохо? Я все время подслушиваю за птицами, за деревьями, как ругаются собаки, разговаривают люди, как скрипят пол и стулья, трещит огонь в печке и воет ветер. Я столько всего узнала, подслушивая чужие разговоры! И ведь они сами мне все время говорят: слушай мир, ты пряха, это твоя обязанность. Ралус говорит…

Я прошла мимо Эльмара. Мне надо к морю.

– Уна…

Он удержал меня за локоть, и я подняла на него глаза.

– Уна, слушай, я ничего не знаю о твоем отце, но я могу рассказать про твою маму. Правда, сам я мало что помню, но мама с папой много про нее говорили. Рассказать?

Я кивнула.