– Нет, не звонил. – Уинтерхофф явно заставлял себя подчиниться давлению, но сейчас, похоже, его терпение закончилось. – Зачем? У меня еще штук двадцать шарфов. Я настаиваю…
– Настаивайте сколько угодно, – холодно оборвал его Кремер. – Так как шарф принадлежит вам, считаю необходимым сообщить следующее: мы располагаем важными доказательствами, что именно вашим шарфом был обмотан отрезок трубы, которым была убита мисс Гантер. У вас есть что сказать по этому поводу?
Лицо Уинтерхоффа взмокло от пота, впрочем, как и тогда в моей комнате, когда обследовали его руки. Забавно, но капли пота не портили его импозантную внешность, чего нельзя было сказать о выпученных глазах, когда он вытаращился на Кремера. И мне пришла в голову мысль, что лучший друг должен был ему посоветовать никогда не выпучивать глаза.
– Какие ваши доказательства? – наконец спросил он.
– На шарфе обнаружены микроскопические частицы краски и ржавчины с трубы, причем в изрядном количестве.
– Где вы его нашли?
– В кармане пальто.
– Чьего?
– А вот это уже не ваше дело! – отрезал Кремер. – Я бы хотел попросить вас не распространяться на эту тему, но, к сожалению, это бесполезно. Отведи его в столовую, – приказал он детективу, который привел Уинтерхоффа. – И скажи Стеббинсу, пусть никого больше не присылает.
Уинтерхофф хотел что-то сказать, но его поспешно выставили. Когда за детективом закрылась дверь, Кремер сел, положил руки на колени, сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.
– Господи Исусе! – бросил он.
Глава 23
Наступило продолжительное молчание. Я посмотрел на большие настенные часы: без двух минут четыре. Я посмотрел на свои наручные часы: без одной минуты четыре. Несмотря на такое расхождение в показаниях, можно было смело заключить, что скоро четыре утра. Из-за закрытых дверей гостиной и прихожей можно было услышать слабые намеки на приглушенный шум, просто чтобы напомнить нам, что молчание – это не выход. Каждый незначительный шум, казалось, говорил: «Ну давайте, уже поздно, разберитесь наконец!» Обстановка в кабинете поразила меня одновременно унынием и способностью наводить уныние. Необходимо было впрыснуть струю оптимизма и добавить некоей основательности.
– Ну, – жизнерадостно начал я, – мы сделали большой шаг вперед. Исключили умчавшегося стрелой человека, о котором говорил Уинтерхофф. Я готов присягнуть на суде, что человек этот не промчался стрелой в нашу прихожую.
Мои слова не нашли отклика ни у кого из присутствующих, что говорило, в каком жалком состоянии они все находились. И только окружной прокурор наградил меня таким взглядом, будто я напомнил ему кого-то, кто не стал за него голосовать.
– Этот Уинтерхофф – проклятый лжец! – возмутился комиссар полиции. – Не видел он никакого человека, который якобы промчался стрелой с крыльца дома. Уинтерхофф это сочинил.
– Ради всего святого, ну и что с того? – не выдержал окружной прокурор. – Мы ищем не лжеца, а убийцу!
– А я хочу спать, – угрюмо заявил Вулф. – Сейчас уже четыре утра, и вы зашли в тупик.
– Да что вы говорите! – саркастически воскликнул Кремер. –
– А я – нет, мистер Кремер. Вовсе нет. Но сейчас я устал, и меня одолевает сон.
Еще немного – и дело закончилось бы вспышкой насилия. Но тут раздался стук в дверь, и в кабинет вошел детектив, который доложил Кремеру:
– Мы нашли еще двоих водителей такси, которые доставили сюда миссис Бун и О’Нила. Инспектор, полагаю, вам было бы интересно с ними поговорить. Одного зовут…
Но Кремер не дал ему договорить.
– Это, – заявил он, – сделает вас заместителем старшего инспектора. Легко. – Он показал на дверь. – Вам туда. И найдите кого-нибудь, кому можно было сообщить эту потрясающую новость. – Растерянный детектив круто развернулся и вышел, а Кремер произнес в пустоту: – Господи! Водители такси!
– А ведь нам придется отпустить всех опрошенных, – заметил комиссар полиции.
– Несомненно, сэр, – кивнул Кремер. – Арчи, веди всех сюда.
Это ясно свидетельствовало о душевном состоянии Кремера. Направляясь выполнять его распоряжение, я попытался вспомнить, когда еще хоть раз за все годы нашего знакомства Кремер назвал меня по имени, но, увы, так и не смог. Конечно, когда Кремер поспит и примет душ, все вернется на свои места, но я решил в случае необходимости когда-нибудь потом найти походящий момент и напомнить ему, что он назвал меня Арчи. Тем временем мы с Пэрли, прибегнув к услугам добровольных помощников, согнали всех из гостиной и столовой в кабинет.
Члены военного совета, покинув кресла, сгрудились у дальнего конца письменного стола Вулфа. Гости расселись по местам. Государственные служащие, числом более дюжины, под строгими взглядами высокого начальства и самого комиссара полиции рассредоточились по комнате в состоянии боевой готовности, чтобы действовать в зависимости от обстановки. Кремер вышел на середину комнаты и обратился к собравшимся: