Умирающее общество и Анархія

С другой стороны, очевидно и то, что при всх своих капиталах, при всх своих машинах, капиталисты не могли бы ровно ничего производить без помощи рабочих, тогда как рабочіе, если бы они согласились между собою и соединили свои силы, могли бы отлично обходиться без капиталистов. Но дло не в том. Мы хотим сдлать из сказаннаго только тот вывод, что раз капиталисты не могут ничего достигнуть без помощи рабочих, то из этого слдует, что самым важным фактором в производств являются именно эти послдніе и что им должна была бы доставаться наибольшая доля продукта. Отчего же происходит, что эта доля идет, наоборот, капиталистам, что чм меньше они работают, тм больше получают, тогда как рабочіе чм больше производят, тм больше усиливают безработицу и уменьшают свои шансы стать потребителями? Каким образом происходит, что чм больше магазины ломятся под тяжестью продуктов, тм больше производители умирают с голоду, и что, богатство, которое должно было бы быть источником всеобщаго довольства, становится, наоборот, причиной бдности того, кто его создал?

Из сказаннаго мы видим, что частная собственность доступна только для того, кто эксплуатирует других. Исторія человчества показывает нам, что эта форма собственности не существовала в первых человческих обществах, а начала выдляться из общей собственности рода или клана лишь на гораздо боле поздней ступени эволюціи – одновременно с выдленіем семьи из первоначальнаго смшенія полов. Это, конечно, не могло бы считаться аргументом против ея законности, если бы только она не была основана на произвол; мы хотим только показать этим, как мало цны имют аргументы защитников буржуазіи, утверждающих, что собственность существовала всегда в таком вид, как теперь.

Да кром того, разв т люди, которые теперь так возмущаются против анархистов, собирающихся отобрать у них силой их собственность, церемонились сколько-нибудь в 1789 году, когда они отбирали собственность у дворянства, или когда они обманывали надежды крестьян, которые взялись за дло и стали вшать аристократов-помщиков, разрушать замки и завладвать помстьями? Разв цлью всх этих конфискацій и продаж – фиктивных или по непомрно дешевым цнам – не было ограбить в свою пользу как прежних собственников, так и крестьян, разсчитывавших также получить свою долю? Разв это не было простым проявленіем права сильнаго, которое они только прикрывали законными формами? Разв это лишеніе собственности не было еще боле несправедливым, чм наше – даже если бы признать, что наше несправедливо, что совершенно неврно? Оно совершалось не в пользу коллективности, а ради обогащенія нскольких торгашей, которые поспшили объявить войну нападавшим на замки крестьянам и начали разстрливать их как разбойников. Поэтому, когда буржуазію хотят заставить отдать свою собственность, ей нечего жаловаться, что ее грабят: сама эта собственность есть продукт кражи.

Глава VI. Семья.

Собственность, семья и власть развивались параллельно. Раз только люди соединились между собою под вліяніем потребности устранить какое-нибудь препятствіе, о которое безполезно разбивались вс их единичныя усилія, прибыль, получаемая от этого соединенія сил, должна была, несомннно, длиться между всми. А так как, с другой стороны, общества были временными и их существованіе обусловливалось только достиженіем непосредственнаго результата, то эти первыя человческія группы должны были быть – как это мы видим у нкоторых млекопитающих и у человкообразных обезьян, – группами семейными, т. е. такими, гд одна или нсколько самок собираются вмст с дтенышами, вокруг одного самца, который для поддержанія своей власти, выгоняет из своей группы молодых самцов по мр того, как они подростают и грозят сдлаться ему соперниками.

Было бы однако слишком смло заключить из этого, что власть самца господствовала безпредльно и повсюду с самаго начала зарожденія обществ: если у многих диких племен, гд семейныя единицы соединились в боле значительныя группы, мы и находим такую власть, то другіе, очень убдительные примры (напримр существованіе обычая, гд мужчина, во время рожденія ребенка разыгрывает роль родильницы) показывают нам, что власть, пользовавшаяся признаніем прежде всего, это – власть матери над дтьми[2].

У одних племен дти входят в род матери; у других – власть мужчины уже признается, но наслдство переходит не к его дтям, а к дтям его сестры, что составляет как бы переходную форму между материнской и отцовской властью. Другой такой переходной формой является упомянутый уже обычай, состоящій в том, что при рожденіи ребенка мужчина ложится в постель, принимает лкарства и получает поздравленія, как родильница. Для установленія своей власти над дтьми отцу нужно еще очевидно доказать на дл свое отцовское право. Это было бы излишним, если бы такое право не оспаривалось всми предыдущими обычаями, уже исчезнувшими, но оставшимися в памяти благодаря нкоторым вызванным ими практическим пріемам.