Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии

— Да не покупали ее!— воскликнул я.— В земле нашли. На огороде. Вот он нашел — Ромка. Он в нашей школе учится.

— А деньжата?

— В вазе лежали.

— Вы что-то путаете, ребята. Вазе от силы полвека, а деньжата постарше. Вот если бы наоборот... Никак не могли в ней деньжата оказаться. Да и зачем вазу в огороде прятать — невелика ценность, ведь и червонца не стоит.

— А деньги?— не сдавался Андрей.— Ведь деньги-то древние.

— Бумажки!..— махнул рукой продавец.— Это только нумизматам интересно. Вот если бы золотой чеканки — это вещь. Вы лучше сами спросите у Водяного Знака. Вон он, в углу топчется.

— У кого спросить?— растерялся я.

— Я же сказал — у Водяного Знака. Тот, худой. Нумизмат он.

— А почему его так называют?

— Да за страстишку его. Они здесь часто собираются, коллекционеры. Диковинный народ! Обмениваются, да и, случается, продают свои сокровища. Не без этого. А этот знаменит тем, что любит деньги на просвет просматривать — водяные знаки изучает, сверяет по каталогу — не подделка ли. Поэтому свои так его между собой и прозвали. У него отличная коллекция.

—Эй, Водяной Знак, поговори с ребятами. Мы подошли к коллекционеру.

—Нумизматы, что ли?— спросил Водяной Знак, оглядывая нас явно на просвет. Нет, не случайно прозвали его так братья по страсти. Сейчас, когда он стоял у витрины, сквозь которую жалили солнечные лучи, он и сам просвечивался как купюра. На верное, можно было определить — не поддельный ли.

Мы протянули ему фото.

—Узнаете эти деньги?— спросил я.

Водяной Знак пристально глянул на меня и с подозрением спросил:

—Вы, пацаны, из милиции, что ли?— и рассмеялся.

— Нет, из школы,— серьезно ответил Андрей.

—Я царские бабки не имею и не продаю,— покачал головой Водяной Знак.— У меня другая тематика.

—А кто продает?

Водяной Знак надолго приник к снимкам, разглядывая, и с уверенностью сказал:

— Такие у многих есть. Достать можно. Ходовые. Особой ценности в них нет. Не дефицит.

— А где их можно было достать?— осторожно спросил я.

— Да хотя бы и здесь. Всей этой куче червонец цена. От силы.

— Это же девятьсот рублей!— воскликнул я, с недоверием глянув на нумизмата. Водяной Знак с достоинством повторил:

—Красная цена вашему сокровищу — червонец. Если вам нужны еще такие — могу устроить. Это не сложно. Телефончики имею...

К нам подошел продавец. В руках у него была какая-то смятая бумажка.

— Мальчики, вам повезло!— сказал он, улыбаясь.— Я ведь вспомнил того мужика, что первую вазу брал у нас. Он в тот день коня привез сдавать на комиссию.

— Коня?

— Ну да! Каслинское литье. Отличная работа. Редкая вещь. Вон он стоит, красавец. В сотню мы его оценили. Дорого, конечно. Но вещь того стоит. Раритет, можно сказать. Редкость, одним словом. Ничего, продадим. Этот коняга своего покупателя ждет. И дождется! Он ведь к любому не пойдет, а только к своему. Вот и квитанция, если вам интересно.

Боясь самого себя, я скосил глаза в квитанцию и прочитал: «Конь каслинского литья. Сдатчик — Суровцев Д. П.».

Динэр Петрович? Ромкин отец? Невероятно!..

— Я его вспомнил!— рассказывал продавец.— Как не вспомнить владельца такого шикарного коняги!.. Он, стало быть, жеребца этого сдал и давай по магазину ходить. Час ходил — не иначе. Ничего не купил. А потом уставился на эту вазу и давай хохотать. Что его в ней рассмешило — ума не приложу. Сюжетец вроде не комический, даже грустный, можно сказать. Аляповато, правда, сделано, халтурка, одним словом. Цеховики, видать, сработали. Змеи больше на дождевых червей смахивают. Но ведь людей душат — не кроликов, чего уж тут смеяться. А товарищ мигом бумажник достал и прямо затрясся:

— Мне эта ваза дико понравилась, давайте ее сюда.

Запомнил я его, запомнил. Как же... Такой конь...

Мы возвращались к машине, оглушенные услышанным. Выходит, Ромка не находил вазы в огороде, а просто принес ее, купленную в комиссионке, да еще и набив царскими деньгами. Вот, мол, товарищи, ценный клад. Сдаю безвозмездно. И не надо никаких специалистов... Ясно теперь, почему не хотелось ему специалистов. Конечно! Ведь эксперты не хуже продавца из комиссионного магазина и не хуже этого чудного Водяного Знака разобрались бы — что к чему. А ему, Ромке, славы хотелось, уважения, почета. И Динэр Петрович, папаша его, каков! Думает, если он завмаг, так можно и почет купить для своего Ромки. Всего-то за двадцать рублей. Ловко, ловко...

Я глянул на Андрея и испугался. Лицо у него потемнело.

—Что с тобой?— спросил я.— Ты не заболел?

Андрей затряс головой, глаза его засверкали и он дрожащими губами обронил.

—Г-г-гад он! Р-р-ромка...

Я понимал Андрея. Ему, конечно, обиднее всех. Ведь каково ему будет вспоминать, как фотографировал он этого вруна Ромку для Доски почета?..

... Мы молчали. Мурад не выдержал долгой паузы.

—Что случилось, братишка? — обратился он к Андрею.— Пленки не достал, да? Зачем молчал? В один магазин нет, другой нет, в третий есть. Я бы поехал, нашел. Зачем молчал?

Андрей вздохнул и не ответил, а только пошарил в сумке и показал Мураду коробки с пленкой.

—Есть, да?!— обрадовался шофер.— Вот хорошо. А ты меня когда сфотографируешь?