Читаем Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств полностью

Поэт не случайно затронул тему своей смерти в содержании сонета 71. Вполне вероятно, что во время написания сонета в Лондоне началась эпидемия чумы, когда люди стали умирать скоропостижно, буквально на глазах. Но не учитывая время и хронологические события, происходящие в то время в Лондоне, некоторые критики остановились на версии, где они утверждали, что сонет 71 является причудой стареющего поэта гея, для привлечения на себя внимания молодого любовника.

В данном случае моя точка зрения диаметрально отличается от утверждений критиков. Очевиден тот факт, что критики, выражая свою точку зрения были неискренними. Как правило, когда нечего сказать об художественной ценности сонета и творческих приёмах, тогда для оправдания своей неспособности предложить что-либо новое и интересное в своих исследованиях, то переходят на обсуждение личности поэта.

Рассматривая первое четверостишие, строки 1-4 необходимо отметить, что манера изложения в сослагательном наклонении при описании своей смерти не нова, её можно встретить в образцах античной литературы древней Греции.

А само желание поэта описать свою будущую смерть не являлось чем-то необычным, в то время, когда жил и творил гений драматургии. Эпидемии, войны, покушения, дуэли и болезни убивали людей в больших количествах и на каждом шагу.

Симптоматично, но следующие сонеты 72, 73 и 74 отчасти продолжают тему сонета 71, и также были написаны «в духе полнейшего уныния», как отметил один из критиков. Что могло объяснятся только одной причиной, смертью кого-то из очень близких людей, по всей вероятности — ребёнка. Но, что может быть дороже для родителя, чем жизнь безумно любимого им ребёнка, особенно в младенческом возрасте, когда он нежданно-негаданно умирает? Там, где глубокое человеческое горе, ирония неуместна и может оскорбить чувства скорбящего. Но давайте разберёмся что такое ирония, как литературный приём?

Краткая справка.

Ирония (от др.-греч. «притворство») — сатирический приём, в котором истинный смысл скрыт или противоречит (противопоставляется) явному смыслу; вид тропа: выражающее насмешку лукавое иносказание, когда в контексте речи слова употребляются в смысле, противоположном их буквальному значению. Которое обозначается при помощи иронии, где некий объект или субъект высмеиваются, ставятся под сомнение, сатирически разоблачаются и отрицается его значимость под маской похвалы и напускного одобрения.

* НАПУСКНОЙ, напускная, напускное.

1. Деланный, несоответствующий натуре, притворный. Напускная важность. Напускная весёлость.

2. прил. к напуск. во 2 знач. (спец.).

Синонимы: деланный, искусственный, лицемерный, ложный, мнимый, наигранный, нарочитый, насильственный, неестественный, неискренний, ненатуральный, поддельный, показной, принуждённый, притворный.

Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935—1940.

Для удобства детального анализа, давайте рассмотрим строки 1-4 первого четверостишия вместе, так как они входят в одно многосложное предложение. В строках 1-2, повествующий сделал ряд рекомендаций юноше в случае своей смерти: «Нет, более дальше не скорбите по мне, когда умру Я, как только вы услышите зловещий угрюмый колокол (сами)».

Несколько ранее, мной уже был затронут литературный образ «предвещающего колокола», его можно встретить в произведениях Шекспира, например в пьесе «Генрих IV», так как любил применять этот образ в пьесах: «as a sullen bell, remember'd tolling a departing friend», «словно угрюмый колокол звоном, напомнивший уже усопшего друга».

Переводы произведений Шекспира обязывают ко многому переводчика, например, обращать особое внимание к деталям и поворотам логики действующих лиц.

Поэтому конечная цезура второй строки мной была заполнена местоимением в скобках «сами», так как бард на протяжении всего сонета обращался к «молодому человеку» на «вы», также местоимение решило проблему с рифмой строки.

Для сравнительного анализа любезно предлагаю для ознакомления фрагмент перевода из пьесы Шекспира «Генрих IV», часть 2, акт 1, сцена 2, где применён похожий литературный образ:

— Confer!

________________

________________

Original text by William Shakespeare «Henry IV», Part II, Act I, Scene I, line 139—162

ACT I. SCENE I

Warkworth. Before NORTHUMBERLAND's Castle

MORTON

Douglas is living, and your brother, yet;

But, for my lord your son —

NORTHUMBERLAND

Why, he is dead.

See what a ready tongue suspicion hath!

He that but fears the thing he would not know

Hath by instinct knowledge from others eyes

That what he fear'd is chanced. Yet speak, Morton;

Tell thou an earl his divination lies,

And I will take it as a sweet disgrace

And make thee rich for doing me such wrong.

MORTON

You are too great to be by me gainsaid:

Your spirit is too true, your fears too certain.

NORTHUMBERLAND

Yet, for all this, say not that Percy's dead.

I see a strange confession in thine eye:

Thou shakest thy head and hold'st it fear or sin

To speak a truth. If he be slain, say so;

The tongue offends not that reports his death:

And he doth sin that doth belie the dead,

Not he which says the dead is not alive.

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии