Угрюм-река

В лице жандармского ротмистра фон Пфеффера В. Шишков рисует типичного представителя охранки, постоянно ищущего крамолу и бросающегося на всякие бумажки, как «пес на кусок мяса». Массовый расстрел рабочих для него — лишь удобный случай, чтобы выслужиться и получить долгожданный чин полковника. Рассказывая о нем, В. Шишков подчеркивает одну внешнюю деталь, чтобы с ее помощью объяснить характер в целом. Он много раз упоминает о длинной сабле ротмистра, которая «катается на колесике по полу, чиркает пол». Но она по-разному «чиркает», в зависимости от душевного состояния ротмистра, — то надменно и уверенно, когда ротмистр чувствует себя в силе, то снисходительно, когда он разыгрывает из себя либерала, то разочарованно и уныло, когда его отстраняют от должности. «Длинная сабля катилась за ротмистром, чиркала по камням мостовой: черт знает… черт знает… черт-черт-черт…»

Многие образы — губернатор, чиновники, купцы, приказчики — даны в нарочито шаржированном плане.

В. Шишков пользуется для характеристики всех этих персонажей обычно средствами гротеска. Подчеркивая авантюризм и низость Парчевского, пустое тщеславие американского инженера Кука, помпадурскую ограниченность губернатора Перетряхни-Островского, ничтожество приказчика Сохатых и др., писатель создает яркие сатирические портреты. Вот один пример. Парчевский хочет заслужить любовь благочестивой Нины, приняв на веру слух о смерти Прохора и рассчитывая на миллионы «вдовы». «Нина подошла к переднему углу и стала перед иконой на колени. Инженеру Парчевскому пришлось проделать то же самое. Нина стукнулась лбом в землю, Парчевский — тоже, стараясь удариться погромче. Нина вздыхала, вздыхал и Парчевский, Нина шептала молитвы, шептал молитвы и Парчевский».

Иными красками пользуется писатель, рисуя жену Прохора Нину. Ее подлинное лицо раскрывается не сразу. Вначале Нина, видимо, искренне противится откровенно хищному и циничному наступлению Прохора на рабочих и даже защищает их. Она очень благочестива, с рвением занимается благотворительными делами. Но в дальнейшем «гуманные» поступки Нины трактуются автором как обычная маскировка. С каждой главой все более обнаруживается, что разница во взглядах Прохора и Нины имеет внешний и несущественный характер, что все либеральничанье ее является лишь средством смягчения противоречий между предпринимателем м рабочими. Как явно фальшивые, воспринимаются и ее «угрызения» совести и истерические самобичевания: «Я скверная, я ничтожная, я не способна на подвиг».

Нина, наконец, забрасывает «глупые свои затеи» и открыто становится на путь мужа. К концу романа полностью разоблачается лицемерие этой сердобольной барыньки, становится ясным, что все ее добродетели являются только особым выражением того же классового эгоизма, что и у Прохора.

Вот почему и при характеристике Нины писатель пользуется «лирическими приемами. Интересна сцена ссоры Нины с Прохором.

«Нина вся взвинтилась и, сверкнув глазами, грохнула чайной чашкой об пол. Прохор легким взмахом руки смахнул на пол стакан. Нина швырнула молочник. Прохор сшиб с самовара чайник. Нина, вся задрожав, сбросила вазу с вареньем. Прохор хватил об пол сахарницу.

Все было перебито. Осколки — словно окаменелый, опавший цвет яблонь. Прохор поволок Нину за руку к буфету, раскрыл дверцы:

— Бей! Твоя очередь.

Нина, всхлипнув, швырнула два блюдца. Прохор схватил и грохнул об пол саксонский судок с горчицей и перцем.

Нина истерически взвизгнула:

— Мужик! Нахал! Он всю посуду перебьет…»

Эта сцена — меньше всего простая зарисовка купеческого быта. Здесь все утрировано и социально заострено. Комически осмысляется своеобразный дуэт громителей посуды, выполняемый по программе, со строгим соблюдением очередности. Ссора произошла из-за протеста Нины против жестокой эксплуатации Прохором рабочих, но автор явно уравнивает обе стороны, ставит Нину в один ряд с Прохором.

Много внимания уделено в романе тяжким условиям жизни и труда рабочих и их борьбе. Ничуть не приукрашивая нравы, царящие па приисках, с реалистической прямотой рассказывая о пьянстве, избиении женщин, ругани, распущенности, В. Шишков совершенно по-новому, сравнительно с предыдущими своими произведениями, изображает жизнь и действия масс. В «Тайге» и «Ватаге» социальное недовольство людей труда выливается в анархические, неорганизованные выступления, классовые же истоки движения вскрываются недостаточно или неверно.