Джейми кидает на меня взгляд, полный теней из прошлого. Мы понимаем горе Фонга, горе, заставляющее тебя застыть в пространстве и времени. То, которое ослепляет тебя, а затем толкает на канат над пропастью, и ты понятия не имеешь, насколько глубока эта пропасть и сколько нужно еще пройти, чтобы добраться до другого края. Ни один из нас не произнес ни слова в течение недели после смерти мамы. Словно разговоры означали движение вперед, а оно, в свою очередь, означало, что мама теперь часть прошлого. А с этим ни один из нас не мог смириться.
Бо, закусив губу, изучает Фонга со смесью недоверия и чего-то похожего на безысходность. Возможно, после долгих лет ненависти к этому человеку в нем наконец пробился росток сочувствия, который теперь непонятно куда девать, словно подарок, для которого никак не найдешь подходящей полки.
Мои глаза и нос обжигают слезы, когда я вспоминаю безмятежного Тао — человека, отпирающего двери. Я усаживаюсь на ступеньку рядом с Фонгом, но он отшатывается от меня.
— Оставь меня, девчонка.
Бо протягивает руку, и я подаю свою в ответ. Но когда он не принимает ее, осознаю, что его рука была протянута не мне.
— Дядюшка, — говорит он. — Я поищу его. Но если он не хочет идти, вы должны уважать его желание.
Звук голоса Бо, похоже, пугает Фонга, и он вскидывает голову. Его глаза, больше серые, нежели карие, щурятся, словно он не верит своим ушам.
— Тао. — Голос Фонга ломается. — Тао как брат.
— Да. А братья уважают друг друга.
Под нежный перезвон хрустальных люстр и стоны раненого корабля лучик надежды падает с лестницы-волны на кучку китайцев, сбившихся у ее подножия.
Наконец Фонг протягивает руку, и она дрожит, будто это самое трудное, что ему приходилось делать в жизни. Бо крепко хватается за нее и поднимает старика на ноги.
Хромая ступня Фонга повисла плетью, и он не может стоять на ногах. Бо присаживается на корточки перед престарелым карманником и одним быстрым движением забрасывает его на спину, так, что старик висит на его плечах, словно лисий палантин.
— Идем, безбилетница.
Глядя на утесы Дувра, поднимающиеся ввысь, и перепрыгивая за раз по две ступеньки, я признаюсь себе, что самую малость завидую Фонгу.
37
На верху лестницы Бо опускает Фонга на ноги и поправляет свою шапку.
Джейми и Бо жмут друг другу руки.
— Удачи в поисках Тао.
— Не теряй запал.
Голоса у них бодрые, но они не спешат прерывать свое торжественное рукопожатие.
Затем взгляд Бо ловит мой, отчего я вспыхиваю, рискуя вот-вот растаять. Я обнимаю рыбака, стиснув его так крепко, словно пытаясь оставить отпечаток навечно. Затем ослабляю объятия, и он смотрит на меня, как матрос на тающую за бортом сушу.
— Для нас это не конец, безбилетница. Если это хоть как-то от меня зависит.
Я поднимаю лицо к Бо, и он целует меня со страстью, кричащей о намерении выжить и увидеть наше будущее. Полумесяц улыбки скользит по его лицу, врезаясь в мое сердце.
Достав деревянного кита из кармана, я всовываю его в руку Бо.
— Верни мне его.
— Верну.
С этим он растворяется, как последние ноты песни, что вот-вот закончится.
Джейми направляет узкоглазых к двери, и мы выходим в ночь. Количество людей на лодочной палубе выросло втрое, а вместе с ним и истерия, у кого-то выражающаяся в громких выкриках, у кого-то — в безмолвных слезах.
За громким шипением следует взрыв света, сопровождающийся фонтаном искр, на мгновение затмившим звезды. Люди ахают и кричат. Малыш тычет пальцем. Какой-то мужчина молится, воздев руки к небу.
Олли вытягивает шею.
— Что это было?
— Сигнальная ракета, — отвечает Джейми, подпихивая его к ближайшей лодке, той, что с молодоженами. — Они сообщают о нашем бедственном положении. Вперед, ребята.
Я дрожу, несмотря на пальто. Не могу выкинуть из головы мысль, что ракета — это крик отчаяния. Мы здесь совсем одни. Если только с неба не опустится рука, в которую мы все поместимся, половины пассажиров к утру не станет. Однако ракета — это
И, словно чтобы подбодрить меня, откуда ни возьмись начинает звучать музыка. Я узнаю заводной, отрывистый ритм регтайма. Люди улыбаются. Пожалуй, ситуация все же не настолько серьезная.
В лодке молодоженов сидит уже около тридцати человек, по большей части женщины, но есть и несколько мужчин.
Офицер поднимает руки над толпой.
— Стоп! Больше никаких пассажиров.
Джейми пробирается к нему.
— Можешь пропустить нас, приятель? Тут женщина, два ребенка и раненый.
Я хмурюсь, глядя на Джейми. Мне плохо при мысли, что придется оставить его одного. Но Винк и Олли жмутся ко мне, и я понимаю, что им я нужна больше.
Офицер оглядывает нашу компанию.
— Нет.
— Но ведь она заполнена лишь наполовину! — спорит Джейми.
— Готовься отпускать концы, — кричит офицер матросу, стоящему у лебедки.
Я подхватываю Винка и Олли, по одному каждой рукой, и толкаю вперед.