Это кит. Я провожу пальцем по детально вырезанному подбрюшью, глазам, плавникам и широкому рту, созданным твердой рукой, наносящей уверенные и ровные штрихи. Как и в случае с его кольцом, он превратил обычную вещь в нечто прекрасное — и это для меня. Странное чувство охватывает меня, словно на душе кошки скребут.
Я сглатываю ком в горле.
— А почему кит?
— Кит правит морем. И плывет, куда хочет, без страха. А если попадает в беду, становится птицей… — он взмахивает руками, грациозно перебирая длинными пальцами, — которая взмахами своих крыльев может взволновать целый океан. Это символ того, что ты хозяйка своей судьбы.
А я — хозяйка своей судьбы? Я покрепче сжимаю фигурку кита. Может быть, я, прямо как «Титаник», неуклонно двигаюсь вперед, хотя единственный удар стихии легко изменит мой курс. Мистер Стюарт может сказать нет. Джейми может сказать нет. Мистер Исмей может учуять меня, как крысу, и выкинуть со своего корабля. Но я сделала все, что могла, не так ли?
Чувствуя, что Бо смотрит на меня, я изображаю безмятежность, которой нет и в помине, сосредоточившись на пылающем закатными красками куполе над головой.
— Небо напоминает мне мамину любимую шаль. Ба купил ее, чтобы маме было что надеть на исторический фестиваль в Челси.
Праздник, посвященный истории Челси, должен был привлечь множество людей из всех слоев общества, хоть билеты и обходились недешево. Ба хотел, чтобы все мы выглядели как можно лучше. Наш внешний вид был важен для представления обо всех китайцах. К тому же Ба гордился тем, что он лондонец, пусть даже город ни капли не гордился такими жителями.
Бо кивает.
— Я знаю историю о фестивале и шали.
— Джейми рассказал тебе о
Это такая личная история. Странно, что Джейми вообще упомянул о ней.
Уголок его рта дергается.
— Мы говорим о последних модных новинках. — Заметив мое каменное выражение лица, он неловко ерзает на скамейке. — Думаю, твоя мать не любила эту шаль настолько сильно, как тебе казалось.
— Нет, любила. Ба сказал, что она в ней похожа на королеву.
Он задирает голову туда, где темно-синий занавес начинает укрывать пламенеющий купол.
— А твоей матери нравилось… внимание?
— Конечно нет. К чему ты ведешь?
Он не отвечает, и тут меня осеняет. Мама ненавидела взгляды, преследовавшие нас, когда мы ходили куда-то вчетвером. Я помню, как ярко сияли глаза отца, когда он дарил ей эту шаль. Но в день фестиваля мама сказала ему, что плохо себя чувствует, и велела идти без нее. Но отец все равно уговорил ее пойти и надеть эту яркую, привлекающую внимание шаль.
К Бо подходит молодая пара. Он смотрит на меня, сжав губы, с таким же выражением, с каким мы смотрели на мальчишек-бродяжек, живших под мостом Блэкфрайерс в Чипсайде.
Я расправляю плечи.
— Спасибо за кита. Тебе пора возвращаться к своим клиентам.
Доски палубы уходят у меня из-под ног, когда я иду к лестнице. Что-то внутри меня разорвалось, нарушив равновесие. Я не могу понять, что расстраивает меня больше, — то, что шаль, которую я считала маминой любимой, никогда ей не нравилась, или то, что Джейми понимал ее, а я нет.
29
Снова наряженная в пчелиное платье и котелок, я сажусь в лифт, чтобы вернуться на палубу В, чувствуя ненависть ко всем, кто обращает на меня внимание. Болтовня и смех богачей в их модных вечерних нарядах отдаются звоном в моей голове, и этот звон не утихает, даже когда я иду по тихим коридорам Капустной Грядки. Значит, мама просто притворялась, что ей нравится эта шаль. Как же часто она делала храброе лицо ради спокойствия моего отца?
Вернувшись в свою каюту, я достаю фото родителей и изучаю Ба, сияющего улыбкой на все еще молодом лице. В первый раз я злюсь из-за того, как мало эта фотография мне показывает. Это всего лишь миг, и нельзя увидеть, что скрывается за ним.
Ба всегда говорил, что наша семья как четыре пальца на руке и что мы должны держаться вместе, чтобы рука работала. Я думала, что Ба был указательным, главным, но, возможно, он был скорее большим пальцем, делающим, что ему угодно, независимо от мнения других пальцев. Указательным была мама, держащая нас в узде. Но чтобы рука могла взять то, что ей нужно, пальцы должны действовать сообща. Сколько раз ей приходилось сдерживать собственные чувства?
Может, мы с Джейми и были похожи, как только могут быть похожи те, кто рожден в одной семье, в одно время, под одними звездами. Но совершенно ясно, что при всем нашем сходстве многое мы видели совершенно по-разному.
— Добрый вечер, досточтимые родители. Хотелось бы мне порадовать вас более приятными новостями. Но мы сделали все, что могли и… да, видели бы вы Джейми. Он был великолепен, и я надеюсь…
Внезапно признаться в самом сокровенном — в желании отправиться в Америку вместе с Джейми — кажется слишком сложным. Если он присоединится ко мне, будут ли ценой этому его собственные желания? В то же время как я могу распрощаться с единственным оставшимся членом моей семьи?
Раздается стук в дверь.
— Эйприл? — спрашиваю я.