Удача на «Титанике»

Винк аккуратно ставит свои тапочки под кровать, в то время как Олли просто скидывает свои у раковины. Обувшись, они направляются следом за Бо к выходу. Но перед дверью Олли приседает, зацепившись взглядом за что-то на полу.

Когда он поднимает ко мне лицо, все веселье с него исчезает, словно стертое тряпкой.

— Что там?

На полу лежит перо. Я поднимаю его, маленькое белое перышко, бывшее частью пучка на шляпке. Наверное, я сломала кончик одного их длинных перьев, прикалывая вуаль к краю.

Олли кидает на Винка один из тех взглядов, которыми награждают друг друга, когда стоят на улице с корзиной для пикника и слышат раскаты грома.

— Оно указывало на двенадцать часов, — шепчет он.

Я машу перышком перед лицом Олли, он подается назад, чуть не кувыркнувшись через голову, и скрывается за дверью.

11

Винк и Олли идут по бокам от меня, матроса Валоры, когда мы следом за Бо спускаемся на палубу ниже, в обеденный зал.

Джейми сказал, что лишний человек за столом вызовет подозрения. Но что насчет замены пассажира? Хотя Джейми считает, что это безопасно, а из нас двоих он более осторожный. Я натягиваю матросскую шапочку пониже на лоб.

— Мы тоже хотим участвовать в пари, — заявляет Винк. — Ириски в его кармане шелестят при каждом стуке слишком больших ботинок.

— Да, двое против одного нечестно. А мы с Винком можем считаться за одного человека.

При виде серьезных лиц мальчишек, повернувшихся ко мне, как подсолнухи к солнцу, сжимается сердце.

— Ну, а что вы умеете?

Они хмурят брови, перебирая в уме все свои скрытые таланты.

— Винк может полировать обувь, — выдает Олли.

Ботинки Винка, с ободранными носами и трещиной на боку, похоже, залитой клеем, свидетельствуют об обратном.

— Олли знает, как изобразить пуканье под коленками.

Остановившись посреди коридора, Олли сует руку в штанину, а затем прижимает ладошку чашечкой к задней части коленки, издавая целую симфонию метеоризма. Винк вносит свою лепту, используя более традиционную подмышку.

Бо с сомнением оглядывается.

— Да, в самый раз. Это точно заставит людей раскошелиться.

— Не лезь не в свое дело, — рычит Винк.

— О! — Олли бьет себя по щекам. — Мы можем помочь тебе запустить тотализатор, как в обеденном зале. Даешь шиллинг и получаешь шанс выиграть кучу денег.

Я фыркаю. Это все равно, что сесть на прямой экспресс в каталажку.

— Люди решат, что мы хотим просто вытрясти из них денежки. Но мне нравится ваш энтузиазм. Хорошо, я вас беру.

Оба начинают скакать, как козлята. Олли даже щелкает каблуками.

— Я посвящу вас в наш план после обеда. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь подслушал наши секреты.

Идущий впереди Бо качает головой.

Обеденный зал разделен на женскую и мужскую половины, но семьи встречаются на обеих. Длинные столы красного дерева накрыты белыми скатертями, на которых стоит настоящий фарфор, рядом с каждым местом — отдельный стул, а не общие скамьи, как это обычно бывает в пабах.

На задворках, в самом дальнем от окон углу, сочетанием темных голов и светлых матросских форм выделяются четыре фигуры. Меня не удивляет, что китайцам отвели худшие места. Кстати, как человеку, пытающемуся не привлекать внимания, мне это на руку. Я напрягаюсь, заметив грубияна Фонга, с аппетитом закидывающего в рот еду, в то время как Тао лишь принюхивается к содержимому своей тарелки. Его коса водопадом струится по спине.

Нас провожают взгляды, полные открытого неодобрения, и под ними я словно уменьшаюсь. Одна женщина даже прикрывает нос салфеткой, когда мы идем мимо. Это не особо отличается от нашей жизни в Лондоне — просто ударная доза презрения вместо нескольких ежедневных капель. И все же меня охватывает смутное чувство разочарования, отчего я лишь глубже натягиваю шапку. Несмотря на то что мы пассажиры одного корабля, мы вовсе не равны.

Двое матросов-китайцев, которых я еще не видела, оба приблизительно двадцати лет от роду, пытаются завязать беседу с семьей русских, сидящей рядом, — супругами и их розовощекой дочерью моего возраста. Один из матросов, жилистый парень со смеющимися глазами, изображает швыряние угля лопатой, а русские смотрят на него. По крайней мере, их, похоже, наше присутствие не раздражает.

Заметив наше приближение, оба парня встают и идут к нам. Я ощущаю укол беспокойства. Это не должно меня волновать, но я надеюсь, что эти двое примут меня, в отличие от Бо и Фонга.

Жилистый парень переплетает свои узловатые пальцы у груди и кланяется.

— Рад встрече, уважаемая сестрица Валора, — радостно провозглашает он по-кантонски. — Ты точь-в-точь как одна из нас, узкоглазых. — Последнее слово он произносит по-английски, заставляя меня усомниться, правильно ли я его расслышала. «Узкоглазый» — слово, которым называют любого китайского мужчину, не обращая внимания на его внешность. — Я Барабанщик, а это — Минг Лаи. — Он кивает на своего товарища, невысокого парня, с лысой головой и открытым, честным лицом.

— Джейми повезло иметь такую преданную сестру, — говорит Минг Лаи глубоким баритоном, напоминающим звук, который получаешь, подув в спиральную раковину.

Я немного успокаиваюсь.