На следующий день он не спрашивал про волчат. Мы позавтракали и пошли гулять с волчонком на спортивную площадку. Всё было прекрасно, мной овладело приподнятое настроение человека, снявшего груз с совести. Я не была человеком.
Волчонок резво побежал к нагромождению узких железных лесенок, а мы сели на длинную скамью. Мы держались за руки. На нас все смотрели, но никто не смел подойти. Он не обращал никакого внимания на посторонние взгляды. Следил за волчонком – это был один из священных инстинктов, и размышлял о чём-то важном – не улыбался. Я ждала, когда он поделится со мной своими мыслями. Он был открыт передо мной, он расскажет, если это не то, о чём я не хочу знать.
– Значит, – наконец выдавил он, – ты ещё дольше не сможешь спуститься со мной…
Я знала, о чём он. О мире, в котором он был главным, мире, который мог не вынести мой рассудок, и в который он обязан был спускаться через каждые пять лет. Наконец, в его голове волчата связались не только с моей преданностью, но и с большой ответственностью, но теперь мне это было не нужно. Я уже носила второго, и он должен был ждать его вместе со мной, он должен был хотеть его.
– Старший сын будет уже взрослым, – сказала я. – Если всё будет в порядке, мы сможем оставить младшего на его попечение.
Его лицо просветлело. Он по-новому взглянул на бегающего по площадке волчонка.
– Надо научить его, – добавила я.
Он согласно кивнул.
Наконец, пришло время родиться второму волчонку. Заматеревший мужчина сидел у изголовья нашей кровати и гладил меня по волосам. Мне приходилось несладко.
Напуганный волчонок держался за его руку. Он сам позвал его и теперь втолковывал убедительным и ласковым голосом, что скоро у него появится младший брат, о котором он должен будет заботиться, которого должен будет беречь, как я берегла его самого.
Волчонок о чём-то спрашивал его, но мне уже было не до этого.
Когда появился ребёнок, его уже не было в комнате. Я не помнила, когда он вышел, или точнее он его вывел. Видимо, наступил вечер.
Второй волчонок родился ночью. Мы назвали его Ульфом.
Он поднёс его мне, и я взяла его на ослабевшие руки. Он был похож на старшего, когда он родился. Светловолосый, белокожий, голубоглазый. Я прижала его к груди, а мой мужчина уже гладил меня по внутренней поверхности бедра.
– Ты понимаешь, что мне больно? – не выдержала я. – Ты способен понять, что можешь причинить мне вред?
Он вскинул на меня ледяные глаза. Я ждала услышать самый ужасающий в своей жизни рык. Некоторых вещей он терпеть не мог.
Он кивнул и убрал руку.
Декорации менялись. Давно мы этого не делали, но он почувствовал необходимость сменить мир. Для волчат переезд был внове. Младший, конечно, ещё ничего не понимал, а старший был заинтригован. Я хотела объяснить ему, но он сказал, что отец уже объяснил ему.
Он приучал старшего присматривать за братом. Он был мал для этого, но я всё равно не возражала против их занятий, тем не менее не сводя глаз с обоих.
Я видела как в мужчине развивается привязанность к его волчатам, кроме инстинктов проявлялось и что-то человеческое. Я гордилась им, когда видела, как он заботливо склоняется над колыбелью, как разговаривает с волчатами, серьёзно заглядывая в глаза, как гладит старшего по голове, когда он верно следует его указаниям, как гуляет по саду под окнами с младенцем на руках, как играет с подросшим старшим в мяч, азартно бегая по двору.
Я сама позвала его в постель и сама ласкала его. Он смотрел на меня снизу вверх, потрясённо. Я водила ладонями по его жёсткой груди. Чувствовала, как под кожей под моими руками ходит его естество. Оно сокращалось, оно потягивалось, оно нежилось под моими прикосновениями, оно клокотало, оно довольно порыкивало…
Мы были счастливы. В отведённый нам срок мы были абсолютно счастливы. Мы принадлежали друг другу со всей полнотой, и волчата не отнимали меня у него, а его у меня. Теперь когда он улыбался мне, излучая бескомпромиссную любовь, я улыбалась в ответ, и он всегда целовал мою улыбку.
Когда он собрался уходить, я плакала. Младший волчонок тоже плакал. Старший серьёзно сдерживался, копируя отца.
– Пожалуйста, – он опустился со мной на пол, я рыдала, повиснув на нём, – тяжелее всего уходить, родная моя, если ты будешь так убиваться… я просто не смогу… я же должен…
Я отпустила его. Он не мог жить без этого. Это было частью его природы.
Я обнимала волчат, стискивала изо всех сил, и они терпели.
Ждать было тяжело. Прежде мне не приходилось ждать. Я дождалась двух волчат, но тогда я не торопила события, не испытывала нетерпения. Я не скучала в нашу первую разлуку, тогда мне был интересен только мой волчонок, а он был всегда при мне.
Ждать так сложно. Чтобы ждать не нужно ничего делать, но это так сложно. Рос наш младший, креп наш старший. Он всё больше походил на отца. Иногда его лицо приносило мне облегчение, иногда боль. Он старался быть хорошим братом и сыном, старался оправдать доверие отца. Я всегда могла положиться на него, он был мой защитник.