Удача

В глубине своего мира, он не заговаривал о волчатах. Он считал принадлежащий ему мир, не подходящим для волчат. Я много времени проводила в одиночестве, дожидаясь его, но не решалась просить о прогулке. Слишком страшно.

Если бы он попросил волчонка сейчас, я бы уступила ему, но он не просил, а я не испытывала посетившего прежде ощущения. Я верила в его подлинность. Старалась не ждать его, чтобы не выдать желаемое за действительное.

Волчата встречали нас на том же месте, где мы прощались двумя годами ранее. Они оба повзрослели, оба были волками. Они обняли меня. Их отец был в настолько приподнятом состоянии духа, что даже не взрыкнул, когда их руки сомкнулись на мне.

Сыновья побыли с нами, но не остались. Они были взрослыми, их манила свобода, их манили миры, которых они прежде не видели.

Мне было тяжело смотреть, как они уходят, но мой мужчина обнял меня.

Можно было подумать, что нам снова семнадцать. У нас были только мы. Я даже не знала, где волчата. Декорации часто менялись, лишь иногда мы возвращались в мир, в котором пожелали волчатам доброго пути – вдруг они вернутся, вдруг мы нужны им. Но волчата не объявлялись. Я надеялась, что они не забудут нас насовсем.

Мой мужчина не говорил о волчатах, как прежде, не искал их. Но если бы он заговорил о них снова, меня бы это уже не испугало. Мне стало спокойно. Нам было хорошо вместе. Я отдыхала и душой и телом, и, думаю, он отдыхал тоже. Иногда ему хотелось вспомнить наше общее прошлое, и он просил рассказать, как мы встретились впервые или как я решила привести на свет второго волчонка. Ему нравилось слушать мой голос. Вообще, когда мы оставались наедине, больше говорил он. Когда ещё не было волчат, он заглядывал мне в глаза и рассказывал серьёзно и откровенно, как любит меня. Я обычно отмалчивалась, мне сложно было найти ответные слова, всё казалось недостаточно… недостаточно искренним, а у него каждое слово было искренним, он по-другому не умел.

Мы решили в очередной раз посетить мир, в котором пожелали волчатам доброго пути. Мне почему-то казалось, что на сей раз нас ждёт удача. Тому не было причины, но мной овладело волнение. Было бы жаль разочароваться…

Мы гуляли, не торопясь, по старым местам, по местам из прошлого. Мы держались за руки, как молодая пара, и за таковых нас и принимали. Мы неторопливо шли по старому скверу, по выложенной крупной бетонной плиткой дорожке, среди тянущихся из травы лесенок и турников, которые прежде так нравились нашим волчатам. Уже облупилась с железа зелёная краска, и поднялась в человеческий рост дикая трава, а я всё ждала увидеть на одной из самых высоких перекладин висящего на руках волчонка. Я крутила головой, но не видела никого: ни волчат, ни людей. Люди забросили это место, почему-то разлюбили его. Я старалась убедить себя, что не вижу волчат из-за травы, ничего не потеряно. Волчата здорово умеют прятаться в траве, даже когда у них вырастают взрослые зубы.

Мне в туфлю попал камушек, видимо, от раскрошившейся плитки. Я остановилась. Отец моих волчат опустился на корточки, снял туфлю с моей ноги и хорошенько вытряхнул её… в следующий момент я услышала невразумительный звук, место, на котором был мой мужчина, опустело. Волчата? Моё сердце радостно встрепыхнулось, но… разве я не достаточно ясно объяснила волчатам, где находится грань, которую нельзя переходить? Могли они забыть, что их отец опасен даже для них? Мне стало страшно. Я помнила, как часто в уединённой подземной комнате жидкое молоко в круглой ванне окрашивалось красными разводами… меня затошнило, но я подавила рефлекс и подняла глаза.

Силы небесные!

Я не могла решить, верю ли я в бога, но сейчас было не обойтись без свидетелей. Если был кто-то там над нами, он должен был увидеть, что натворил.

Мы были не одни. Нас было не двое. И волчата тут были ни при чём. Незнакомый мужчина – настоящий, не фоновый – швырнул какое-то существо в моего мужчину и стоял теперь в двадцати шагах от меня, на его лице застыло неприкрытое изумление, как, должно быть, и на моём.

У него с Фенриром не было ничего общего. Черноволосый, смуглый, темноглазый. Умытый кровью Фенрир тем временем вскочил на ноги, глаза светили безумным голубым, контраст между их ледяным сиянием, багряной кровью, белоснежными оскаленными зубами и позолоченными солнцем волосами сам по себе был безумен… под его ногами лежали части существа, посмевшего напасть на самого страшного из хищников. Голубые глаза полыхнули неприкрытой яростью. Я сглотнула и оглянулась на незнакомца. Он смотрел на меня.

Конечно же Фенрир бросился на него. Он исчез. Наверное, так должен со стороны выглядеть переход в другой мир.

На меня накатил тошнотворный страх, страх ненашедшего выхода гнева Фенрира. Силы оставили меня.

Он приволок меня домой в одной туфле.

Он добела сжимал руки на изголовье кровати и не жалел меня. Его то и дело передёргивало от ярости, с губ слетало рычание. Он не поцеловал меня, не сказал ничего, просто швырнул в кровать и разорвал одежду.