Что такое изобретение и кто может сказать, что он изобрел то или другое? Да и вообще сущая глупость – чваниться первенством: не признать себя в конце концов плагиатором – только бессознательное самохвальство.
Вместе с воззрениями, когда они исчезают из мира, часто пропадают и сами предметы. Ведь в высшем смысле можно сказать, что воззрение и есть предмет.
Открыто уже гораздо больше, чем полагают.
Так как предметы вызываются из ничего лишь воззрениями людей, то, когда воззрения утериваются, они снова возвращаются в ничто.
Шарообразность Земли. Синева у Платона.
В истории наук идеальная часть стоит в ином отношении к реальной, чем в остальной мировой истории.
История наук.
Реальная часть суть феномены.
Идеальная часть – воззрения на феномены.
Науки состоят, как и искусства, из части, передаваемой по традиции (реальной), изучаемой, и части непередаваемой (идеальной), неизучаемой.
Обыденный ученый считает все передаваемым и не чувствует, что неизменность его воззрений не позволяет ему схватить даже действительно передаваемое.
Что изобретают, то делают с любовью; чему научились – с уверенностью.
Что такое изобретение? Завершение искомого.
Становиться на одну плоскость с объектами – значит учиться. Брать объекты в их глубине – значит изобретать.
Вся моя внутренняя деятельность проявлялась как живая эвристика, которая, признав неизвестное прозреваемое правило, пытается найти его во внешнем мире и ввести во внешний мир.
Чем был бы человек без идеи? Не должна ли она, куда бы он ни направлял свои шаги, всегда предшествовать ему, никогда для него недостижимая?
Что так смущает нас, когда мы должны признать идею в явлении, это – то обстоятельство, что она часто (и обыкновенно) противоречит чувствам.
Коперниковская система покоится на идее, которую трудно было схватить и которая еще каждый день противоречит нашим чувствам. Мы только повторяем вслед за другими то, чего мы не признаем и не понимаем.
Метаморфоза растений точно так же противоречит нашим чувствам.
Идеалистам древности и Нового времени нельзя ставить в вину того, что они так страстно настаивают на приятии Единого, из которого все проистекает, к которому все можно было бы свести. И в самом деле, оживляющий и упорядочивающий принцип так стеснен в явлении, что едва в состоянии отстоять себя. Но, с другой стороны, мы урезываем себя, проецируя оформляющее и саму высшую форму в исчезающее от нашего внешнего и внутреннего чувства единства.
Мы, люди, приурочены к протяжению и движению; в этих двух общих формах и раскрываются все остальные формы, особенно чувственные. Но духовная форма отнюдь не умаляется, выступая в явлении, при том условии, что ее выявление есть истинное рождение, истинное размножение. Рожденное не менее значительно, чем рождающее; мало того, преимущество живого порождения и состоит в том, что рожденное может стоять выше родившего.
3. Рассудочное и разумное познание
Природа не понимает шутки, она всегда истинна, всегда серьезна, всегда строга, всегда права, ошибки же и заблуждения принадлежат всегда человеку. Она пренебрегает недоросшими до нее и отдается только доросшему, правдивому и чистому и раскрывает ему свои тайны.
Рассудок ее не достигает, человек должен быть способен подняться до высшего разума, чтобы прикоснуться к божеству, раскрывающемуся в первичных феноменах, физических и моральных, за которыми оно пребывает и которые от него исходят.
Но божество действенно в живом, а не в мертвом; оно в становящемся и превращающемся, а не в ставшем и застывшем. Вот почему разум в своей тенденции к Божественному имеет дело только со становящимся, живым, рассудок же – со ставшим, застывшим, которое он может использовать.
Разум имеет дело со становящимся, рассудок – со ставшим; первый не беспокоится о вопросе: «К чему?», второй не спрашивает: «Откуда?» Разум радуется развитию; рассудок желает все закрепить, чтобы использовать.
Разум имеет власть только над живым; мир возникший, которым занимается геогнозия, мертв. Поэтому не может существовать геологии: разуму здесь нечего делать.
Когда я вижу разрозненный костяк, я могу собрать и восстановить его, ибо здесь со мной говорит вечный разум через посредство какого-либо аналога, хотя бы это был гигантский ленивец.
Что уже не возникает больше, то мы и не можем представить себе как возникающее; возникшего мы не понимаем.
Общепризнанный новейший вулканизм – собственно смелая попытка связать настоящий непонятный мир с прошедшим незнакомым.
Понятие возникновения для нас совершенно закрыто; поэтому, видя, как что-либо возникает, мы представляем себе, что оно уже существовало; вот почему система вложенных друг в друга зародышей кажется нам понятной[109].