Убить пересмешника

– А почему мистер Диз думает, что мисс Моди или мисс Рейчел перестанут у него покупать? – спросила я.

– Мисс Рейчел перестанет, а мисс Моди нет, – сказал Джим. – Аттикус, но ведь это тайна, кто из присяжных за что голосует.

Отец усмехнулся:

– Тебе предстоит еще многое уразуметь, сын. Да, предполагается, что это тайна. Став присяжным, человек должен принимать решения и высказывать их. Люди этого не любят. Это ведь не всегда приятно.

– Насчет Тома присяжные, уж конечно, решали наспех, – пробормотал Джим.

Аттикус взялся за кармашек для часов.

– Нет, не наспех, – сказал он почти про себя. – Понимаешь, именно потому я и подумал: может быть, это все-таки начало. Присяжные совещались не один час. Приговор, вероятно, все равно был предрешен, но обычно такие дела отнимают всего несколько минут. А на этот раз… – Аттикус замолчал на полуслове и посмотрел на нас. – Вам, наверно, интересно будет узнать, что был там один присяжный, которого насилу уломали… вначале он требовал безоговорочного оправдания.

– Кто же это? – удивился Джим.

Глаза Аттикуса весело блеснули.

– Не надо бы говорить, но я вам все-таки скажу. Это один ваш приятель из Старого Сарэма.

– Из Канингемов? – заорал Джим. – Из… я их никого не видел… Нет, ты шутишь! – Он исподлобья смотрел на Аттикуса.

– Это их родич. Я как почуял – и не отвел его. Прямо как почуял. Мог бы отвести, но не отвел.

– Одуреть можно! – изумился Джим. – Только что они его чуть не убили, а через минуту чуть не выпустили… Нет, ввек мне не понять, что это за народ за такой.

Аттикус сказал – просто надо их узнать. Он сказал – с тех самых пор, как Канингемы переселились в Новый Свет, они ни у кого ничего не брали и не перенимали. И еще: уж если заслужил их уважение, они за тебя в огонь и в воду. А ему кажется, нет, вернее сказать, мерещится, сказал Аттикус, что в ту ночь, когда они повернули от тюрьмы, они преисполнились уважения к Финчам. И потом, сказал он, переубедить Канингема может только чудо, да и то в паре с другим Канингемом.

– Будь у нас в этом составе два Канингема, присяжные так никогда и не вынесли бы приговора.

– И ты не отвел из присяжных человека, который накануне хотел тебя убить? – медленно сказал Джим. – Как же ты мог пойти на такой риск, Аттикус, как ты мог?

– Если разобраться, риск был не так уж велик. Какая разница между двумя людьми, если оба они готовы засудить обвиняемого? А вот между человеком, который готов осудить, и человеком, несколько сбитым с толку, разница все-таки есть, согласен? Из всего списка только о нем одном я не знал наверняка, как он проголосует.

– А кем он приходится мистеру Уолтеру Канингему? – спросила я.

Аттикус встал, потянулся и зевнул. Даже нам еще не время было спать, но ему хотелось почитать газету. Он поднял ее с полу, сложил и легонько хлопнул меня по макушке.

– Сейчас прикинем, – прогудел он. – Ага, вот. Дважды двоюродный брат.

– Это как же?

– Две сестры вышли за двух братьев. Больше ничего не скажу, соображай сама.

Я думала-думала и решила: если б я вышла за Джима, а у Дилла была бы сестра и он на ней женился, наши дети были бы дважды двоюродные.

– Вот это да, Джим, – сказала я, когда Аттикус ушел. – Ну и чудны́е эти Канингемы. Тетя, вы слышали?

Тетя Александра крючком вытягивала нитки из шерстяного коврика, чтобы он стал махровым, и не смотрела на нас, но прислушивалась. Она сидела в своем кресле, рабочая корзинка стояла рядом на полу, коврик расправлен на коленях. Я никогда не могла понять, почему настоящие леди возятся с шерстяными ковриками в самую жару.

– Да, слышала, – сказала она.

Мне вспомнилась та давняя злополучная история, когда я кинулась на выручку Уолтеру Канингему-младшему. Как хорошо, что я тогда это сделала.

– Вот пойдем в школу, и я позову Уолтера к нам обедать, – объявила я, совсем забыв, что поклялась себе при первой же встрече его отлупить. – А можно позвать его к нам и после уроков. А потом Аттикус отвезет его в Старый Сарэм. А когда-нибудь он, может, и переночует у нас, ладно, Джим?

– Там видно будет, – сказала тетя Александра.

Эти слова у нее всегда означали угрозу, а вовсе не обещание. Я удивилась:

– А почему нет, тетя? Они хорошие люди.

Она поглядела на меня поверх своих рабочих очков.

– Я нисколько не сомневаюсь, что они хорошие люди, Джин-Луиза. Но они не нашего круга.

– Тетя хочет сказать, они неотесанные, Глазастик, – объяснил Джим.

– А что это – неотесанный?

– Ну, грубый, любит, когда пиликают на скрипке, притопывают и всякое такое.

– Подумаешь, я тоже люблю…

– Не говори глупостей, Джин-Луиза, – сказала тетя Александра. – Суть в том, что, если даже отмыть Уолтера Канингема до блеска, надеть на него башмаки и новый костюм, он все равно не будет таким, как Джим. К тому же все Канингемы чересчур привержены спиртному. Женщины из рода Финчей не интересуются подобными людьми.

– Те-о-тя, – протянул Джим, – ей же еще и девяти нет.

– Все равно, пусть знает.