Убить пересмешника

Тут на пороге появилась тетя Александра и позвала нас, но было уже поздно. Мисс Стивени, захлебываясь, сообщила нам, что сегодня утром мистер Боб Юэл остановил Аттикуса на углу у почты, плюнул ему в лицо и сказал – дай только срок, он еще с этим адвокатишкой расправится.

Глава 23

– Я бы предпочел, чтобы Боб Юэл не жевал табак, – только и сказал об этом Аттикус.

По словам мисс Стивени Кроуфорд, дело было так: Аттикус выходил с почты, к нему подошел мистер Юэл, обругал его, плюнул ему в лицо и погрозился убить. Мисс Стивени сказала (а когда она рассказывала это второй раз, уже выходило, будто она все видела своими глазами по дороге из бакалейной лавки) – Аттикус и бровью не повел, только вынул платок, утерся и стоял и слушал, как мистер Юэл честил его, да такими словами, что она их нипочем не повторит, скорей язык себе откусит. Мистер Юэл считался ветераном какой-то там войны, ну и разошелся, а тут еще Аттикус никак не отвечал на его брань, он тогда и говорит: что, говорит, с черномазыми лизаться не гордый, а драться гордый? Нет, сказал Аттикус, просто старый, сунул руки в карманы и пошел прочь, – рассказывала мисс Стивени. – Уж в этом Аттикусу Финчу не откажешь – он иной раз так срежет…

Но мы с Джимом выслушали все это без всякого удовольствия.

– А все-таки прежде он был самый меткий стрелок во всем округе, – сказала я. – Он мог…

– Не станет он ходить с ружьем, Глазастик, – сказал Джим. – Да у него и ружья-то нет. Ты же знаешь, он и у тюрьмы тогда без ружья сторожил. Он мне сказал: ходить с оружием – значит только набиваться, чтоб в тебя стреляли.

– Сейчас другое дело, – сказала я. – Давай попросим его, пускай у кого-нибудь одолжит ружье.

Мы попросили, и Аттикус сказал – чепуха.

Дилл сказал – нам надо взывать к доброму сердцу Аттикуса: ведь если мистер Юэл его убьет, мы помрем с голоду и еще достанемся тете Александре, и ведь, ясное дело, как только Аттикуса схоронят, она сразу уволит Кэлпурнию. Джим сказал – может, на Аттикуса подействует, если я стану реветь и кататься по полу, ведь я еще маленькая, да к тому же девочка. Это тоже не помогло.

Но потом Аттикус увидел, что мы уныло бродим вокруг дома, не едим, забросили все игры, и понял, до чего мы напуганы. Как-то вечером он принес Джиму новый футбольный журнал, Джим нехотя перелистал его и бросил. Тогда Аттикус спросил:

– Что тебя тревожит, сын?

– Мистер Юэл, – напрямик сказал Джим.

– А что случилось?

– Ничего. Мы за тебя боимся, надо, чтоб ты с ним что-то сделал.

Аттикус невесело усмехнулся:

– Что же с ним сделать? Заставить его подписать пакт о ненападении?

– Когда человек говорит, что он с тобой расправится, это не шутка.

– Он и не шутил тогда, – сказал Аттикус. – Попробуй-ка на минуту влезть в шкуру Боба Юэла, Джим. На суде я окончательно доказал, что ни одному его слову верить нельзя, если ему до этого хоть кто-нибудь верил. Ему необходимо было на ком-нибудь это выместить, такие люди иначе не могут. Что ж, если оттого, что он плюнул мне в лицо и пригрозил убить, на долю Мэйеллы досталось меньше побоев, пусть так. Должен же он был на ком-то сорвать зло, так уж лучше на мне, чем на своих ребятишках. Понимаешь?

Джим кивнул.

– Нам нечего бояться Боба Юэла, он уже отвел душу, – сказал Аттикус.

И тут вошла тетя Александра.

– Я в этом совсем не так уверена, Аттикус, – сказала она. – Такой на все пойдет, лишь бы отомстить за обиду. Ты же знаешь этих людей.

– Но что мне такого может сделать Юэл, сестра?

– Какую-нибудь гадость исподтишка, – сказала тетя Александра. – Уж не сомневайся.

– В Мейкомбе мало что можно сделать исподтишка, – возразил Аттикус.

Больше мы не боялись. Лето кончалось, и мы не теряли времени даром. Аттикус объяснил нам, что Тому Робинсону ничто не грозит, пока его дело не рассмотрят в следующей инстанции, и что его скорее всего освободят или в крайнем случае назначат новое разбирательство. А пока он на тюремной ферме, в Честерском округе, в семидесяти милях от Мейкомба. Я спросила, позволяют ли жене и детям навещать Тома, но Аттикус сказал – не позволяют.

– А что с ним будет, если апелляция не поможет? – спросила я как-то вечером.

– Тогда его посадят на электрический стул, – сказал Аттикус, – если только губернатор не смягчит приговор. Подожди волноваться, Глазастик. Мы вполне можем выиграть это дело.

Джим растянулся на диване и читал журнал «Популярная механика». Тут он поднял голову и сказал:

– Это все несправедливо. Даже если он виноват, он никого не убил. Он никого не лишил жизни.

– Ты же знаешь, по законам штата Алабама за изнасилование полагается смертная казнь, – сказал Аттикус.

– Да, сэр, но все равно присяжные не должны были присуждать его к смерти… Если уж решили, что он виновен, присудили бы двадцать лет.

– К двадцати годам, – поправил Аттикус. – Том Робинсон – цветной, Джим. Ни один состав присяжных в наших краях, разбирая подобное дело, не скажет: «Мы считаем, что ты виноват, но не очень». Тут могло быть либо оправдание, либо самый суровый приговор.

Джим помотал головой.