Убить Ланселота

— С удовольствием, сударь. Только мест нет.

— Почему?

— Праздник, сударь. Народу понаехало — что элементов на алхимическую свадьбу. Все комнаты заняты.

— Что же делать?

— Если хотите, могу постелить в конюшне. Но это вам влетит в дублончик. — Горацио сделал пальцами жест, будто солил жульен по-нищенски.

— Хорошо, — сказал Истессо, доставая деньги, — Стелите. Вот вам задаток.

Кантабиле огорчился. Впервые за долгие годы чутье подвело его. Трактирщик должен уметь на глазок определять толщину чужого кошелька, иначе грош цена его заведению — в прямом и переносном смысле.

— Постойте. — Он накрыл ладонь Истессо своею. — Не так быстро, сударь. Есть варианты.

— Ага. Значит, комната найдется?

— Нет.

— Но вы только что сказали!

— О господи! — Трактирщик закатил глаза. — Нельзя же все воспринимать так буквально. Мои слова, сударь, являются метафорой. Иносказанием, понимаете? Синекдохой, литотой. В крайнем случае гиперболой.

Хоакин не понял. Но на всякий случай уточнил:

— Так что с комнатой? Есть, нет?

— Идемте, сударь, я провожу вас. Это будет проще, чем объяснять таинства пятого измерения.

В небе разлилась вечерняя синева. Мерцали звезды, паря в потоках теплого воздуха. Ночь обещала быть беззаботной и приятной. Кантабиле постелил Хоакину на крыше. Точнее, в звездочетской башенке под открытым небом.

— Что вам эти продымленные комнаты? — рассуждал он. — Уродливый оскал урбанизации. Пора, пора быть ближе к природе.

Хоакин, сотню лет проведший в близости к природе, смолчал. На крыше ему понравилось. У горизонта дрожат переливчатые огни магического сияния — Авроры Колоратуро; фонари отражались в черной воде каналов. Где-то пели гондольеры, и вода плескала под веслами гондол.

— Какая ночь, — вздохнул Хоакин. — А я здесь сижу. Один.

Чайник неразборчиво булькнул. Майская фея еще спала, да и элементаль тоже. Хоакин спустился во двор. Там он отыскал садовую лестницу, добыл моток веревки и пилу. Все это вместе со своими вещами он перенес в конюшню. Следовало подготовиться к тому, что трактир придется покидать в спешке.

В гостях у жертвенной девы стрелок зря времени не терял. Летиция ждала карету, что должна была доставить ее и Гури во дворец. Хоакин рассчитывал на этой карете отправиться в гости к шарлатану. Но для этого следовало кое-что сделать.

Из дверей вышла длиннолицая служанка с ведрами. Что-то бурча себе под нос, она выплеснула помои. На обратном пути ее ожидал сюрприз: на крыльце сидел Гури с китарком в руках.

Шлепок. Визг. Звук пощечины.

— Ви есть шалюн, йа? Уберите руки!

— Сударыня!

Загремело ведро. Гури взвыл.

— Огонь девчонка, — пробормотал он. — Ну ничего. Здесь не вышло — попробуем с другой.

Он подкрутил колки на грифе китарка и направился к окнам Летиции. Неудачи его не смущали.

— Госпожа Ляменто, — позвал он. — Я знаю, что вы не спите. Выгляните же, о дивноглазая! Мне так не хватает вас.

Затренькал китарок.

Под балконом моей милой, —

запел Гури.

Я стою — веселый малый.
А любовь с ужасной силой,
А любовь с ужасной силой
Мое сердце растрепала.

Отскочил Гури вовремя. Брызнули черепки, на земле расплескались осколки цветочного горшка.

— Очень мило. — Певец поднял сломанный стебель герани. — Я сохраню этот цветок, сударыня. Ваш первый дар любви.

Он огляделся. Из приоткрытой двери конюшни торчала лестница. По лицу его скользнула злорадная гримаса:

— Ладно, недотрога, шутки кончились. Жди теперь гостей. — И он отправился к конюшне.

Там его ждало разочарование. Лестница застряла намертво. Гури уперся ногой в косяк и рванул посильнее. Что-то затрещало, и нижняя ступенька осталась в руках донжуана. Сам же он полетел в выплеснутые служанкой помои.

Двери трактира распахнулись. На крыльцо вывалилась пьяная компания.

— А где Гури? — спросил кто-то. — Где наш герой?

— Тсс! — ответили ему. — Он у Летиции. Серенады распевает.

— Завидую мерзавцу, — горестно вымолвил первый голос — Все-то ему удача прет. И бабы на шею вешаются как одна. Вот что, что они в нем находят?

Гури сидел тихо как мышка. О том, чтобы вернуться в трактир, не могло быть и речи.

— Зверева труха, — выругался он. — Ленивое мужичье!

Он юркнул в конюшню и закрыл дверь. Сердце колотилось. Сорвав с себя испоганенный камзол, Гури бросил его на землю.

— Бог мой! В чем я теперь покажусь во дворце?

Штаны вымокли и липли к телу. Рубашка воняла. Лошади в стойлах насмешливо глядели на донжуана. Оставалось одно: прокрасться к черному ходу и сдаться на милость Горацио. Скоро приедет карета, тут уж не до церемоний.

Взгляд Гури упал на обломок лестницы, лежащий на земле. Донжуан похолодел: дерево было подпилено.

— Зверь побери! Так, значит…

Холодная сталь уперлась между лопаток охотника на чудищ.

— Не двигайся, Гури, стой смирно. Вот так, хорошо… Молодец.

Хоакин перехватил шпагу в левую руку и высморкался. Ему совсем не улыбалось чихнуть в неподходящий момент.

— Кто вы? — дрожащим голосом спросил Гури.

— Неважно, Гури. Где письмо?

— Ка-акое письмо?

— То самое. Рекомендательное, от бургомистра.

— В ка-амзоле.