Убить Ланселота

— Вызовите его на дуэль. На шпагах или луках.

— О нет, — встряла настоятельница. — Дуэль — это слишком аристократично. Сочините на него памфлет. Или пасквиль.

— Хорошо, хорошо. Памфлет, потом дуэль. Или наоборот…

Насупленная саламандра выглянула из табакерки и огляделась. На столе стоял подсвечник. Слава богу! Затрещал первый огонечек, затем второй. Инцери вскарабкалась на полку и дунула на фитиль третьей свечки. Та пыхнула желтеньким язычком пламени.

— Кто это? — вскинула брови девушка.

— Моя саламандра. Я о ней рассказывал.

— Какая красавица! — Девушка присела и провела пальцем по саламандровой спинке. Инцери блаженно выгнулась. — Умница, красавица! Самая красивая из всех, кого я видела. Это правда, что они питаются каменным маслом?

Инцери фыркнула.

— А правда, что вы питаетесь чесноком? — ядовито осведомилась она.

Когда Хоакин спустился в общий зал, Гилтамас успел улететь. Фея скучала в одиночестве.

— Хорошие новости, — сообщил стрелок, усаживаясь — Я только что разговаривал с Ляменто.

— То-то ты мокрый такой. Вы вместе принимали ванну?

— Вовсе нет. Она бросила в меня вазу с цветами.

— Прекрасное знакомство. — Фея воодушевилась. — Я же говорила, что она к тебе неравнодушна. На, выпей. А то простудишься, расчихаешься.

Хок послушно налил себе вина.

— А еще она говорит, что ее принесут в жертву Бахамоту. Во время коронации Фероче.

— Бахамот — это тримегистийский зверь? — уточнила Маггара. — Всегда их путала. Рух — в Шахинпаде, Базплиск — в Доннельфаме. Повезло девчонке, ничего не скажешь.

— Да уж, повезло.

Хоакин помрачнел.

Летиции в самом деле повезло. Монастырей, в которых воспитывались жертвенные девы, хватало, а вот зверей великих наличествовало всего двенадцать — по числу правителей. Короли Дюжины менялись редко. Большинство дев-монахинь доживали до старости, так и не исполнив своего предназначения.

— А знаешь, кто будет ланселотничать? — спросила фея. — Вон тот, лысоватый. Гури Гил-Ллиу.

Хоакин с интересом осмотрел бродягу:

— Который раз слышу это слово. Что значит «ланселотничать»?

— А ты не знаешь? Это старый обычай, ты мог о нем слышать в академии. Или увидеть воочию — если бы на твоей памяти короновали шарлатана.

— Когда я родился, Бизоатон Фортиссимо уже двести лет как правил. А в академии я прогуливал все, что можно.

— Значит, слушай. О первом Ланселоте ты слышал?

— Нет.

— Конечно. У вас эта легенда запрещена… Имя «Ланселот» тоже. Осталось лишь дурацкое «ланселотничать». — Феечка огляделась: не подслушивает ли кто? — Мы в Благом Дворе многое помним… Ланселот был великим воином. И он сражался с перводраконом.

— Зачем? Зверя ведь невозможно победить. Да и смысла в том нет.

— Это сейчас нет. А тогда чудовища были дикими. Люди боролись с ними, пока не поняли, что этого бремени не вынести ни вам, ни им. Ланселот едва не погиб. Зато после сражения перводракон согласился на переговоры. Двенадцать зверей великих пришли в двенадцать городов мира, и воцарился золотой век.

— Эра Чудовищ.

— Называй как хочешь. Старейшины Благого Двора говорят, что вам она пошла на пользу. Ты ведь не знаешь, что такое «война»?

— Это вроде ланселотничанья?

— Почти.

Маггара задумалась. Не хватало слов, чтобы объяснить то, что для нее было очевидно. Террокс давно уже не знал войн. Каждый из двенадцати зверей мог с легкостью раскидать любую армию. Но сама по себе сила не способна ничего гарантировать.

Важно равновесие сил.

Это равновесие и обеспечивал Ланселот. Бродяга, бунтарь и убийца никуда не делся с Террокса. Время от времени он возрождался вновь, и его имя сдерживало зверей великих не хуже клеток и цепей. Не будь Ланселота, люди давно попали бы во власть чудовищ.

Никто не знает, как связаны короли и звери великие. Но связь эта, несомненно, существует. Именно она делает правителей долгожителями. Когда умирает старый король, тот, кто приходит ему на смену, должен подчинить зверя своей воле. Иначе все его правление пойдет наперекосяк. Сделать это можно, напомнив чудовищу о том, кто способен победить его.

О Ланселоте.

— Так что все-таки означает «ланселотничать»?

— Это… э-э… мм… Слушай, Хок. А ты не хочешь попробовать сам? Поланселотничать?

Стрелок и фея переглянулись.

— Поланселотничать. Попасть во дворец вместо Гури. Встретиться с Летицией и поговорить с шарлатаном. Маггара, ты просто чудо!

— Я знаю.

…Вскоре вырисовался план действий. Истессо нашел в нем лишь один недостаток: чтобы начать действовать, предстояло дождаться сумерек.

— Ничего, — заявила фея. — Выспишься. Ты ведь не железный.

— Спать мне не хочется.

— А что тогда будешь делать? Ты же столько часов на ногах!

С этим не поспоришь. Последние сутки (не считая времени, проведенного в карете) стрелок даже не присел. Когда силы оставляли его, он щекотал в носу травинкой. Чихание заменяло сон и отдых. Но долго так продолжаться не могло: Маггара устала раз за разом объяснять Хоакину что к чему. Пора было переходить к обычной человеческой жизни.

Хоакин постучал дублоном о край тарелки. Тут же появился Кантабиле.

— Милейший, — объявил стрелок, — мне у вас нравится, я хочу заночевать в «Чушке».