Убить Ланселота

Гури… Ляменто… — Альбинос задумчиво пожевал губами. — Пропустите их, — веско объявил он. — Под мою ответственность.

Чернявый стал по стойке смирно. Мордатый алебардист подобрал живот. Доспехи его пришли в движение, лязгая, словно караван верблюдов, груженный листовым железом.

— Проходите.

Глава 5 В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ШАРЛАТАНА

Зеркала, колонны, черное дерево перил. Багровые дорожки, цветные витражи в окнах… витражи заколдованы, они меняют Циркон до неузнаваемости, превращая в город сказок и легенд.

Любуйтесь и трепещите.

Перед вами — Бахамотова Пустошь.

Сам по себе Бахамот — ничто. Он лишь тень на грани яви и сна. Воспоминание об ужасе и крови, умирающих воинах, кричащих девушках. Это ложное воспоминание: Бахамоту ни разу в жизни не доводилось сражаться.

Но он умеет внушать уважение одним своим присутствием.

Вот уже неделю в Циркон тянутся возы с дарами. Блеют овцы, кудахчут куры, ревут коровы. Середина лета — неудачное время, чтобы грабить подданных, но у королей свои правила игры.

Когда шарлатан умирает, зверь великий беспокоится. Его приходится усмирять подарками и игрушками. Жертвенной девой, например. Так надо. Иначе зверь не признает нового повелителя.

А еще чудовищу надо постоянно напоминать о том, что оно не бессмертно.

— Кто это? — Секретарь поднял на вошедших усталые глаза.

Пердендози по своему обыкновению сконфузился. Эрастофен молча забрал у него список и протянул секретарю.

— Так, — ожил тот, водя пальцем по строчкам, — Жертвенная дева — одна штука. — Водянистые глазки забегали, пересчитывая девушек. — Наличествует. Далее: герой-спаситель — одна штука. Но здесь написано: Гил-Ллиу.

Эрастофен нагнулся к уху секретаря и зашептал.

— Понимаю, — кивнул тот. — Как всегда, в последний момент… Ладно, проходите.

Будущих участников мистерии отвели в приемную. У Хоакина зарябило в глазах: зеленые, красные, синие и золотые шелка драпировок переливались, словно конфетные обертки. На столике лежала кипа гравюр. Стрелок принялся их листать.

— Ух ты! — поразился он. — Никогда не думал, что у Буррехта столько «Меланхолий». А вот и «Дурачество глав пса» Вошха. Поразительно.

Лизу трясло. Она сложила руки в молитвенном жесте, затем сжала кулаки. Нервно прошлась по приемной взад-вперед.

— Волнуешься? — спросил Хоакин. Как-то так само собой получилось, что они перешли на «ты».

— Еще бы. К этому дню я готовилась всю жизнь.

— Я тоже волнуюсь, сам не знаю почему… А каково это — быть жертвой? — спросил вдруг он.

— Трудно объяснить… Я ведь ничего другого не умею. Говорят, Бахамот убивает сразу. А вот тугрегский Варклап любит поизмываться. — Лиза говорила отрешенным голосом. Так говорят о чем-то далеком, неважном, что напрямую говорящего не касается. — А птица Рух поднимает тебя в небеса и роняет. Но потом ловит — и так много раз. Моя лучшая подруга из-за этого не стала жертвенной девой. Она боится высоты.

— Я тоже боюсь высоты. — Глаза Хоакина затуманились воспоминаниями. — Поэтому в детстве лазал по самым высоким деревьям. И скалам. Назло собственному страху.

— Хок, — Лизин голос дрогнул, — ты же не побежишь прямо сейчас искать шарлатана?

Стрелок опустил глаза. Именно так он и собирался поступить.

— Я не знаю… Не люблю официальщины. А после коронации Фероче будет не до меня.

— Не уходи, Хок. Пожалуйста! Это же мое первое жертвоприношение. Я так хочу… — «…чтобы ты был рядом», — неожиданно для себя самой подумала она. А вслух произнесла: — Чтобы все прошло удачно.

— У тебя получится. Летиция — лучшая жертвенная Дева на Терроксе. А ты ее лучшая ученица, иначе она бы тебя не взяла.

— Правда?!

— В Деревуде я всегда брал на дело лучших учеников.

В последнем Хоакин не был уверен. Он не помнил своей разбойничьей жизни, а книга давала слабое представление о реальности. Но Лизу его слова успокоили.

— Спасибо, Хок. Вот чудо: я уже не волнуюсь! Почти.

Распахнулась потайная дверь за драпировками, и пошел деловитый Эрастофен.

— Госпожа Фуоко, следуйте за мной. Вам надо подготовиться к встрече с чудищем. А вы останьтесь, господин герой. За вами я вернусь позже.

Румянец сошел с лица Лизы.

— Уже?

Она пошатнулась и схватила Хоакина за плечо.

— Не бойся, — шепнул стрелок, — я с тобой. Ни пуха ни пера!

— К зверю, — ответила Лиза и, не оглядываясь, зашагала следом за альбиносом.

Зеркала.

Панели орехового дерева.

Люстры, несущие гроздья колдовских огней.

И вновь зеркала.

Целое море зеркал.

Мозаичные полы уходили вдаль сверкающими тропами. Багровые дорожки вились и вились без конца, превращая дворец в настоящий лабиринт. Отражения множились, и скоро Хоакин перестал понимать, где он и кто он. Если бы не фея, которую иллюзиями с толку не собьешь, он бы давно уже заблудился.

Фея почему-то сердилась на стрелка.

— Да в чем дело, Маггара? — не выдержал Хоакин. — Что тебе не нравится?

— Она тебе верила. Она ждала твоей поддержки, твоего одобрения, а ты ее бросил.

— Не бросил, а отпустил готовиться к ритуалу.

— В пасть чудищу. Молодец. Умница, Хок.