Убийства в Чумном дворе

Он кивнул. В молчании мы снова подошли к разбитой двери. Дом хранил свою тайну. В этот полный утренней смури час казалось, что мы отнюдь не трое практичных представителей рационального века и что старый дом возродился – случись нам заглянуть через ограду стены, мы увидели бы на меченых красным крестом дверях домов написанные сверху слова: «Господи, помилуй нас».

Когда Мастерс протиснулся через раздолбанный дверной проем во внутренний мрак дома, мне представилось, что он может там увидеть.

Мы с Макдоннеллом стояли снаружи, пар от нашего дыхания поднимался в недвижный воздух, и я пытался избавиться от этих фантазий.

– Не думаю, что смогу вести это дело, – сказал Макдоннелл. – Я, знаете ли, участковый с Вайн-стрит, и Скотленд-Ярд, вероятно, сам разберется с этим. Все еще… – Он резко обернулся. – Эй! Послушайте, сэр, что там происходит?

Внутри шла какая-то возня. Это настолько соответствовало моим дурацким фантазиям, что я поначалу даже не полюбопытствовал. Слышалось тяжелое дыханием Мастерса, и луч его фонарика метался по сторонам. В следующее мгновение он уже стоял в дверях, совершенно спокойный.

– Что-то странное, – сказал он. – Знаете, бывает, в голове застревает какая-нибудь строка, или куплет, или еще что-то такое, от чего никак не избавиться. И повторяешь это весь день, и пытаешься остановиться, потом на какое-то время забываешь и ловишь себя на том, что снова начинаешь повторять. А? Так-то вот. Что ж…

– Что ты там несешь, – спросил я, – можно поконкретней?

– Ах да, – тяжело повел он головой. – Не знаю, почему я повторял это всю ночь – может, в качестве самоутешения: «Последняя соломинка сломала спину верблюду». Именно так. Опять и опять. «Последняя соломинка сломала спину верблюду». Клянусь Богом, кто-нибудь за это заплатит! – рявкнул он и обрушил кулак на железную перекладину. – Да, вы уже догадались. А теперь ждите появления газет. «Неизвестный, которого видели только со спины…» Кто-то снова заполучит этот кинжал, вот что! Не здесь. Его сперли – он исчез… Как считаете, его снова используют?..

Он переводил дикий взгляд с одного из нас на другого.

Целую минуту никто не проронил ни слова. Внезапно Макдоннелл рассмеялся, но это был смех, в точности соответствующий настроению Мастерса.

– Вот и закончилась моя работа, – сказал Макдоннелл.

Затем он молча покинул это место, напоминающее бальный зал наутро после вечеринки. Небо уже окрасилось в розоватый цвет, и пурпурно-серый купол собора Святого Павла вырисовывался на фоне посветлевшего неба. Мастерс пнул консервную банку, валявшуюся у него на пути. На Ньюгейт-стрит раздался сиплый автомобильный гудок, и тележки с молоком уже гремели под позолоченной фигурой Правосудия на куполе Олд-Бейли.

Глава тринадцатая

В седьмом часу я вернулся в свою квартиру, и только в два часа пополудни кто-то прервал мой сон, раздернул шторы и заговорил о завтраке.

То, что я стал в какой-то мере знаменитостью, было очевидно по присутствию Попкинса, предводителя домашней прислуги эдвардианского дома. Он стоял в изножье моей кровати, как прусский младший офицер в пуговицах до подбородка, с несколькими газетами под мышкой. Он никак не комментировал эти газеты, всем своим видом давая понять, что это нечто малосущественное, когда передавал их мне, но проявил большое внимание к моим запросам относительно яиц с беконом и утренней ванны.

Любой, кто жил в Англии в ту пору, вспомнит невероятную, чудовищную по своему размаху отвратительную шумиху, вызванную «Ужасом на Чумном дворе». В пресс-клубе мне сообщили, что, с точки зрения газетчиков, в этом сочетании убийства, тайны, мистики с примесью секса не упущено ни единого ингредиента – идеальное блюдо с Флит-стрит. Более того, данное событие сулило на ближайшее будущее ожесточенные споры. Бульварные газеты в американском стиле тогда не были так распространены, как сейчас, но в пачке, которую дал мне Попкинс, первым был таблоид. Хотя для ранних выпусков история запоздала, если не считать краткие заметки в «Стоп-прессе», дневные выпуски открыли свои первые полосы двойной колонкой, набранной жирным шрифтом.

Серым дождливым утром, при электрическом свете, я, сидя в постели, просматривал все газеты и не без труда пытался осознать, что это произошло на самом деле. В мою ванну прозаически лилась струя воды, на тумбочке, как обычно, лежали часы, ключи и деньги, за окном слышался шум дождя и гул машин, съезжающих с узкого холма Бери-стрит.