Убийства в Чумном дворе

– Да. – Он взволнованно обернулся и отшвырнул сигарету, прежде чем снова обратился ко мне: – Как, по-твоему, они приняли известие о Дарворте? Стал ли он мучеником для них? Они попадали ниц? НЕТ! Говорю тебе, они почувствовали облегчение! Облегчение! Может быть, все, кроме Теда, который до конца своих дней будет продолжать верить, что Дарворта прикончил ведьмак… Но они как будто избавились наконец от какого-то гипнотического воздействия. Блейк, в чем заключается безумная, перевернутая с ног на голову психология всего этого дела? Что это такое?..

В этот момент Мастерс высунул голову из двери и таинственно зашипел. Он выглядел еще более встревоженным.

– У нас много дел, – сказал он. – Полицейский врач… фотографы… репортеры. И сейчас мы проводим экспертизу. Послушай, Блейк, не мог бы ты вернуться в дом и просто поболтать с этими людьми? А? Только не устраивай им экзамен. Пусть сами говорят, если захотят. Подержи их там, пока я не приду. И никакой информации, кроме той, что он мертв. Ничего из того, что нам самим непонятно.

– Как дела, инспектор? – почти благодушно осведомился Холлидей.

Мастерс повернул голову. Слова задели его за живое.

– Это убийство, знаете ли, – медленно ответил он, как бы допуская причастность к преступлению и самого Холлидея. – Вы когда-нибудь были знакомы с судебным разбирательством, сэр? Да, именно. Я бы не назвал это забавным…

Холлидей, словно вдруг что-то решив, подошел к двери и повернулся к Мастерсу. Привычным жестом опустил плечи и уставился на собеседника своими по-бычьи выпуклыми карими глазами.

– Инспектор… – сказал он и замолчал, как будто повторяя про себя заранее заготовленную речь. Затем торопливо продолжил: – Инспектор, я надеюсь, что все поймут друг друга, прежде чем мы начнем разбирательство. Я знаю, что это убийство. Я все это прокрутил в голове. Я знаю, через какие неприятности, включая дурную славу, нам придется пройти… О да, и сколько тупоголовых болванов мы увидим на дознании у следователя. Вы не могли бы нас хоть от чего-нибудь освободить? Я не слепой. Разумеется, кто-то ударил ножом Дарворта. Но вам виднее кто, не так ли? Вы знаете, что это был не его собственный ученик. Боже милостивый, кто мог его убить? Если, конечно, не считать… – Его палец медленно двинулся вверх и коснулся груди, глаза широко раскрылись.

– А! – сказал Мастерс бесцветным голосом. – Возможно, возможно. Что ж, мне придется исполнить свой долг, мистер Холлидей. Боюсь, я никого не смогу пощадить. Если только… вы же не собираетесь выдать себя за убийцу, не так ли?

– Вовсе нет. Все, что я имел в виду…

– Тогда почему же, – произнес Мастерс, осуждающе покачав головой. – Почему же… Извините меня, сэр. Мне нужно возвращаться к работе.

На лице Холлидея заиграли желваки. Он улыбался. Взяв меня за руку, он зашагал к дому.

– Да-да, совершенно очевидно, что инспектор заподозрил одного из нас. А не все ли мне равно, друг мой? Мне все равно! – Он запрокинул голову, как будто адресуя свой смех небесам, и я почувствовал, как он сотрясается от этого беззвучного и жуткого смеха. – А теперь я скажу, почему мне все равно. Я же говорил тебе, что мы сидели в темноте: все мы. Теперь, если Мастерс не сможет разобраться с юным Джозефом – а именно это он попытается сделать в первую очередь, – тогда он вцепится в кого-то из нас. Ты понимаешь? Он скажет, что в течение двадцати с лишним минут, пока было темно, кто-то из нас выходил…

– А кто-нибудь выходил?

– Я не знаю, – холодно ответил он. – Несомненно, кто-то вставал – я слышал, как скрипнул стул. Кроме того, открылась и закрылась дверь комнаты. Но это все, в чем я могу поклясться.

Очевидно, он еще не знал о невероятных (или трудно объяснимых, если вам так больше нравится) обстоятельствах, связанных с убийством Дарворта.

– Знаешь, – заметил я, – не вижу тут ничего особенно смешного. К тому же это бессмысленно. Только сумасшедший пошел бы на такой риск в комнате, полной людей. И лишь для того, чтобы все попадали от смеха.

– О да, это смешно. – Его запрокинутое к звездам бледное лицо, искаженное фантастическим весельем, казалось каким-то нечеловеческим. Потом он уронил голову на грудь и стал серьезным. – Поскольку, видишь ли, мы с Мэрион сидели в темноте, взявшись за руки. Ей-богу, разве не забавно прозвучит это в суде? Клэпхэм-Коммон[8] во всей красе. Мне кажется, я слышу хихиканье… Но придется признаться, потому что это, мой дорогой, и есть то, что считается алиби. Видишь ли, остальным, похоже, и в голову не пришло, что их могут заподозрить в убийстве. А мне, признаюсь, очень даже пришло. Однако это не имеет значения. До тех пор, пока на лице моей любимой сияет улыбка невинности. Да, они могут отправить за решетку старого Физертона, или тетушку Энн, или кого им вздумается.

Нас кто-то окликнул, и Холлидей поспешил вперед. Из старой кухни, где я читал письма, в коридор все еще лился свет свечей. И на его фоне, в проеме задней двери, вырисовывалась фигура высокой молодой женщины в длинном пальто. Она, споткнувшись, спустилась по ступенькам, и Холлидей заключил ее в объятия.