Занятия из-за ремонта лицейского здания начались не с августа, как обычно, а в сентябре. 10 сентября 1846 года Ушинский прочитал свою первую лекцию.
— Я более всего желал бы, — обратился он к студентам, взойдя на кафедру, — чтобы мы поняли друг друга, чтобы ваше внимание еще больше согрело мою ревность и чтобы то и другое было плодом не суровой обязанности, а обоюдного нашего стремления к истине и желания быть полезными нашему обществу.
Он добавил, что не ставит своей целью забивать го-, ловы слушателей никчемными сведениями, а стремится! приучать всех к самостоятельному мышлению. Когда; пришло время разбирать со студентами устройство государственных и губернских учреждений, Ушинский, не желая уподобляться профессору Семеновскому, который сам засыпал на кафедре, перечитывая в десятый раз скучные конспекты, поступил иначе.
— Вот вам, друзья, мои тетрадки, — сказал он. — Выучите все, что в них есть, к экзаменам сами. Читать же это невыносимо, да все равно меня слушать не будете! А я лучше стану приходить к вам с лекциями по истории русского права. Надеюсь, это вас больше займет.
И он начал читать лекции о географическом строении России и племенах, ее населяющих. Вместо того чтобы вдалбливать сухие параграфы законов, он разъяснял идею о том, что государственное устройство каждой страны зависит от условий географической местности. Это была идея того самого немецкого географа Карла Риттера, трудами которого Ушинский увлекся в университете. Однако он не просто применил теорию Риттера к отечественной истории. Он дополнил ее существенными поправками. Ведь на развитие народа влияет не только географическая среда, не только территория страны, но и деятельность самих людей, труд человека, который способен преображать и окружающую среду.
Не такое ли понимание истории и имел в виду Константин Дмитриевич, когда собирался писать историю «по-своему»? Эти мысли правильны и с нашей сегодняшней точки зрения, а в то время они вообще звучали необычайно смело — они открыто противостояли всякого рода антинаучным, даже религиозным толкованиям о происхождении общества. Не мудрено, что однажды к Ушинскому подошел профессор Семеновский и с ядовитой ухмылочкой осведомился:
— Вы что же, любезный коллега, внушаете неопытному юношеству?
— А что вы имеете в виду? — вскинул голову Константин Дмитриевич.
— Так в чем, по-вашему, главное начало происхождения обществ? В природе?
— А по-вашему? — ответил Ушинский. — Или и впрямь вы полагаете, что рука всевышнего соединила рабов с господами?
Семеновский покраснел. За несколько лет до приезда Ушинского он в одной из речей на торжественном собрании лицея изрек именно так: «Не природа, не договоры и не войны или насилие суть причины вступления людей в общество. Рука всевышнего соединила людей в общество, ввела и оградила их верховной властью». Дотошный молодой преподаватель узнал об этом, прочитал речь Семеновского, запомнил из нее фразу и сейчас публично высмеивал «почтенного профессора», уличая его чуть ли не в невежестве!
— Нехорошо-с, молодой человек, — только и нашелся Семеновский. — Дурно влияете на юношество, дурно-с!
Ушинский рассмеялся.
Константин Дмитриевич был доволен тем, как складывалась его деятельность, да и деятельность других молодых лицейских преподавателей. Сбылась заветная мечта: рассеивать идеи, приготовлять умы! С увлечением брался он теперь за каждое дело, которое хоть в малейшей степени способствовало этой благородной цели. Вместе со Львовским он выработал проект правил для экзаменующихся студентов и добился разрешения пополнить лицейскую библиотеку книгами. Он обрадовался поручению совета лицея — прочитать на очередном торжественном собрании актовую речь. И с особым удовольствием приступил к научной подготовке студентов, объявив темы для сочинений на соискание золотой и серебряной медалей.
Помня, какую добрую роль в его собственном развитии играло участие профессора Редкина, Константин Дмитриевич старался быть для лицеистов таким же хорошим советчиком. Они отвечали ему за это искренним уважением. Не столь уж велика была разница в возрасте между молодым профессором и учениками — среди них встречались тоже и двадцати- и двадцатидвухлетние! Но недосягаемо высок был авторитет Ушинского как преподавателя…