Убеждение

Ю. Сальников УШИНСКИЙ * УБЕЖДЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ

*

© Издательство «Молодая гвардия», 1977 г.

О тех, кто первыми ступили на неизведанные земли,

О мужественных людях — революционерах,

Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.

О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.

Кто с детства был настойчивым в стремленьях

И беззаветно к цели шел своей.

Его часто называют Учителем учителей. Отцом русской педагогической мысли.

Портреты его висят почти во всех наших школах. И не только каждый воспитатель — каждый ученик хорошо знает его имя: Константин Дмитриевич УШИНСКИЙ!

А все ли знают, как рос, учился, работал и чем завоевал славу великого педагога этот человек, живший более столетия тому назад?

«Пусть наша молодежь смотрит на этот образ — и будущность нашего отечества будет обеспечена» — так когда-то написал он о другом человеке — хирурге и тоже педагоге Н. И. Пирогове. Высокая оценка нравственного влияния выдающейся личности на окружающих заключена в этих словах.

Но разве мы не вправе сейчас эти слова Ушинского отнести к нему самому?..

I

— Новичок, глядите — новичок!

Таким задорным возгласом с незапамятных времен встречают учеников в школе бойкие старожилы. Так случилось и солнечным сентябрьским утром почти сто пятьдесят лет назад в маленьком городке Новгород-Северском, когда через порог ветхого деревянного здания местной гимназии перешагнул двенадцатилетний мальчик — худощавый, бледный, скромно одетый. Он вежливо поздоровался, но тут же растерянно умолк, потому что с шумом и гамом налетели на него разновозрастные гимназисты, окружили, забросали вопросами:

— Ты кто? Откуда? Где живешь? В какой класс пришел?

— Глядите, да он худышка, кащей! — Вопросы сменились насмешливыми замечаниями, и один бесцеремонный верзила начал ощупывать у новичка мускулы, а низенький толстяк с заплывшими глазками даже толкнул, проверяя, устоит ли худышка на ногах.

Прижавшись к стене, новенький напружинился, готовый дать отпор любому, кто бы еще осмелился до него дотронуться. Но внезапно толпа гимназистов испуганно выдохнула: «Герасим!» — и растаяла. Перед новеньким остановился учитель в синем мундире со светлыми пуговицами. Заложив руки за спину и, как петух, склонив Голову набок, он покосился строгим глазом:

— Чей будешь?

— Константин Ушинский.

— Пойдем.

Вслед за учителем Костя Ушинский вошел в большой, мрачный зал. Под окнами во всю длину зала стояли ученические скамьи — по две в ряд. Над учительским столом висел огромный портрет какого-то важного военачальника. Был он в потемневшей тяжелой раме. И все здесь было словно почерневшее от древности, старое и обветшалое — нудно скрипели и прыгали подгнившие полы, исшарканные башмаками гимназистов, плохо затворялись рассохшиеся двери, убого выглядели изрезанные ножами скамьи, совершенно утратившие свою первоначальную краску.

— Твой третий класс здесь, садись, — сказал учитель и ушел.

К новичку опять мигом прихлынули гимназисты.

— Это наш инспектор Герасим Иванович, — уже миролюбиво сообщил толстяк, тот самый, что толкался в коридоре. — Учти наперед — спиной он видит лучше, чем глазами.

— Да он добрый, — заметил некрасивый паренек с лицом, изрытым оспой.

— Хо, добрый! — заспорил толстяк. — Попадешься, и отлупцует, не задумается.

— А ты не попадайся, Пролаз! — засмеялись вокруг. Звонок заставил всех рассыпаться по местам. Вошел согбенный лысый старик — латинист.

И начался урок — для Кости Ушинского первый урок в жизни, потому что, хотя Костя и был записан в гимназию два года назад, учился-то он до сих пор дома, под наблюдением мамы.

Мама умерла прошлой зимой… Костя часто приходил на кладбище, сидел у зеленого бугорка и не в силах был свыкнуться с мыслью, что доброй мамы нет больше на свете, не мог понять, почему ее, молодую и красивую, унесла жестокая болезнь.