– Ты ничего не знаешь, – заговорила она с неожиданной силой. – Жена дождалась его и умерла. Он сказал, что она «заблудилась на изнанке». Но я-то знаю, она так сделала ему назло. Чтобы он чувствовал себя виноватым. Потому что он не любил ее никогда. А меня готов был полюбить! Давным-давно во дворце был летний бал, мы танцевали… Мы танцевали с королем! Я говорю тебе: если бы не долг, он оставил бы ее – ради меня!
Она встала. Отбросила назад волосы, высокая, статная; даже мешковатое коричневое платье не слишком ее портило, даже годы не смыли красоту с тонкого белого лица. Казалось, она молодеет на глазах – но уже через миг наваждение прошло. Женщина сгорбилась, осела, как трухлявый гриб, и повалилась обратно в кресло.
– Он написал мне письмо, последнее… Такое холодное, что зубы сводит… «Я предлагаю вашей милости присоединиться к нам. Таков мой долг перед вами и Королевством»… Таков его долг! Перед женщиной, которая любила его больше жизни! – Она трясла и мотала головой, спутанные волосы падали ей на лицо.
– Да ведь ты подменила его ребенка! – Мне снова захотелось взять ее за патлы и хорошенько тряхнуть.
– Я думала, он не узнает, – пролепетала ведьма. – Алхимик сказал… Но король сразу увидел. Бросился искать алхимика, но уже нельзя было ничего исправить. Те, кто подменяет младенцев, текут и испаряются, как вода, они не люди… Тогда король сказал, что принимает ребенка… До сих пор не знаю, куда девался тот алхимик. А меня… он сказал… он сказал…
Ее губы затряслись. По щекам потекли настоящие слезы.
– Он находил слово для каждого нищего, для каждого дворового мальчишки. И только для меня у него никогда не было слова. Меня не существовало для него, не существовало на свете… Это хуже изгнания. Я жила одна, на отшибе… Прошли годы… Я узнала, что Королевство уходит. Я вышла провожать…
– Я вас видела.
– Да. Ты заметила меня и о чем-то спросила его. Он глянул, будто на дерево у дороги… И проехал мимо. Меня по-прежнему не было для него – ни злости, ни ненависти, ни омерзения. Меня не было.
– Вы заслужили.
– Тогда и он заслужил.
– Что?
– Забвение. – Она зубами впилась в мундштук. – Я всего лишь хотела забыть его. Но вышло так, что я отняла у целой страны его имя. А если ты говоришь правду – я отняла его у целого мира. Он великий маг, а я бедная изгнанница. Но в своем горе я оказалась сильнее. Я победила!
Меч дернулся. Я ухватила его двумя руками, пытаясь удержать. Меч потянул меня вперед, подошвы заскользили по деревянному полу, я еле устояла. Женщина подалась назад, выронила трубку; меч дотянулся острием до ямки у нее на шее. Эдна вскрикнула, я чуть было не закричала с ней в один голос: Швея рассекла коричневую ткань от горловины до груди, платье разошлось, под ним показалась кружевная сорочка. Сквозь тонкие кружева просвечивала белая кожа – и кулон на цепочке.
– Я сама отдам! Убери меч!
Я постаралась не выдать беспомощности. Меч едва-едва поддался, но острие его продолжало следить за кулоном, как большой магнит за куском железа.
Дрожащими руками ведьма сняла цепочку с шеи:
– Забирай!
Она бросила цепочку. Кулон упал на деревянный пол, еле слышно звякнув.
Швея потянулась к нему раньше меня. Острие меча поддело цепочку, кулон соскользнул по клинку и закачался прямо передо мной. Монетка была треугольная, с закругленными гранями.
– Что это?
– Монетка желаний…
– Ты носишь ее на груди?
– Что ты сделала с моим платьем?! Оно у меня одно! Мое последнее платье!
Она разрыдалась. Было противно и жутко смотреть, как она ревет, не напоказ – безнадежно, как забитый нелюбимый ребенок. У меня у самой сжалось горло. Оставив ее в покое, я вышла из дома во двор.
Город жил деловито и равнодушно. Стук колес, ровные голоса, грохот кузницы. Ржание лошадей, крики торговцев, шлепанье и смех играющих прямо на мостовой детей…
Чего только не придумает человек, лишенный волшебства, чтобы его заветные желания исполнялись. Ритка, моя приятельница, на Новый год писала желание на бумажке, сжигала ее и быстро ела пепел. И потом ждала с замиранием сердца, когда случится чудо…
На ладони у меня лежала «монетка желаний». В доме всхлипывала Эдна; драгоценное время текло сквозь меня, как сквозь пальцы, а я все никак не могла поверить в свое поражение.
И это все?!
Я из кожи лезла, чтобы разгадать тайну записки – но эта тайна ни на шаг не приблизила меня к Оберону. Я ходила между мирами. Я управлялась со Швеей. Я чуть было не застряла на изнанке, готовая повторить судьбу несчастной королевы; у меня мурашки забегали по спине, когда я подумала, каково ей пришлось: отвратительная серая пелена, которая закрывает мир. Все уродливое вырастает в тысячу раз и бросается в глаза… И где был Оберон, когда его жена так мучилась?