В этот момент я совершенно четко услышала хлопок входной двери.
– Кто здесь?! – вскрикнули внизу.
Я помнила этот голос.
Меч дернулся в руке, перенося меня на лицевую сторону мира. Я покачнулась, удерживая равновесие. Прямо над головой у меня обнаружилась длинная полка, заваленная тряпичными драконами, черными, желтыми, зелеными, большими и маленькими.
– Ты, наверное, чужак, – говорила женщина, и голос ее звучал все ближе. – И ни с кем здесь не толковал, если влез ко мне в дом… Ты не знаешь, кто я.
«Знаю».
Швея задрожала у меня в руке. А может, это рука затряслась от напряжения? Под тяжелыми шагами ведьмы скрипела уже лестница на чердак.
– Я знаю, что ты здесь…
Я увидела ее голову, потом грудь, потом руку. Она держала мясницкий нож; сколь бы кровожадно он ни выглядел – его тусклое лезвие было гораздо короче Швеи.
Ведьма выпучила глаза. Она плохо видела в темноте. Наконец глаза ее привыкли к полумраку, она хищно оскалилась:
– Ты не так велик, чтобы грабить ведьму… Или ты не знал, кто я?
– Добрый день, Эдна, – сказала я.
Она резко отдернула голову, будто в нос ей ткнули горящим факелом:
– Ты кто?!
– Вы меня знаете. Королевство уходило, вокруг толпились горожане, а вы – вы стояли на холме, вдали от всех, в длинном плаще. Вспоминаете?
Ее глаза сузились в щелочки.
– Ты маг дороги. Та девчонка, что появилась из ниоткуда и стала служить королю. Это он тебя послал?
Была минута страшного соблазна – сказать «да».
– Нет. Я пришла по своей воле. Расспросить тебя о слове забвения.
– О чем, о чем?
– О слове забвения.
– Я понятия не имею, о чем ты спрашиваешь! – Она повысила голос: – Думаешь, я не знаю, что в нашем старом мире совсем не осталось волшебства? Ты здесь не маг, ты девчонка из подворотни. Убирайся, пока я не повыдергала тебе патлы!
Она шагнула на меня, угрожающе подняв нож. Я невольно отступила в глубь чердака:
– У зла нет власти.
– Это у тебя нет власти, соплячка! – Она обходила меня, ступая на полусогнутых, как бывалая фехтовальщица. Над головой у нее оказалась полка с драконами, за спиной – башня из сундуков и шкатулок, поставленных друг на друга; ведьма была выше меня на голову, тяжелее примерно вдвое и очень, очень зла: – Вали отсюда, пока цела! Пошла вон, потаскуха!
Швея рванулась у меня в руке. Я не смогла ее удержать; описав в воздухе петлю, меч ринулся на женщину. Ведьма отпрыгнула. Меч просвистел мимо ее щеки и врубился в шкатулку красного дерева, стоявшую на самом верху штабеля.
Шкатулка треснула. По всему чердаку разлетелись полированные щепки, металлические уголки, пряжки и пуговицы, свитки старой бумаги. Швея с хрустом отдернулась назад; я попятилась, чуть не свалившись навзничь.
На острие Швеи был насажен, как гриб на веревочку, вчетверо сложенный бумажный листок. Я сняла его; ведьма отступала, бессильно грозя своим тесаком, прочь с чердака, на лестницу.
Чернила прекрасно сохранились. Почерк я узнала – мне приходилось видеть бумаги, написанные рукой Оберона.
«Сударыня, – это крупное слово стояло посреди строчки, будто заголовок. – Как вы знаете, завтра Королевство отправляется в путь. Я предлагаю вашей милости присоединиться к нам. Таков мой долг перед вами и Королевством».
Подписи не было.
– «Таков мой долг перед вами и Королевством», – повторила я вслух. – А вот и ваш ответ.
Я вытащила из кармана пробитое Швеей письмо. Удивительно, но пятна от черничной настойки почти сошли, а буквы, наоборот, стали ярче.
– «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду», – прочитала я вслух. – Это вы писали?
Несколько секунд ведьма смотрела на меня – в ужасе.
Потом выронила нож и заскрипела лестницей, торопливо спускаясь вниз.
– Я ничего тебе не скажу. – Ведьма повалилась в кресло, из корзинки с рукоделием вытащила трубку и кисет. Руки у нее тряслись. – Я ничего не знаю! Можешь на месте зарезать меня своим проклятым мечом.
– Вам знаком этот меч?
– Нет! Ничего не знаю. Все забыла.
– А имя короля – помните?
– Забыла! Все его забыли. – Она смотрела мимо меня, лицо ее осунулось, казалось, у нее что-то сильно болит. – Все забыли…
Рассыпая табак, она набивала трубку. Пальцы у нее были длинные, белые, с коротко остриженными ногтями. Она избегала смотреть мне в глаза; я подумала, что в молодости она была красивая. Даже очень.
– Что стоишь? Убирайся. Я больше не скажу тебе ни слова. Или у тебя есть семечки правды?!
В ее голосе была истерическая насмешка. С такими же интонациями она могла спросить, есть ли у меня ковер-самолет или скатерть-самобранка.
Я сунула левую руку в карман штанов. На самом дне, где шов, лежали несколько «рябинок» – подарок девочки Улейки. Я вытащила их; в кармане они потеряли блеск и немного сморщились. Зеленовато-желтые, круглые, они лежали на моей ладони; я подняла глаза и увидела, что ведьма тоже смотрит на ягоды. И в глазах у нее – ужас.
– Вы угадали. – В животе у меня будто пружина сжалась от рискованного вранья.
– Я не стану их глотать! – заверещала ведьма.
Швея в моей правой руке дернулась.
– Мой меч считает иначе.
Она отбросила уже набитую трубку:
– Ну давай, давай! Убей старуху, от которой все отреклись! Убей, если сможешь!