У темного-темного леса

Кайден целеустремленно приволок меня в тихий уголок на этаже, остановился, и я рванулась из его рук, развернулась лицом к боевику, яростно пихнула его в грудь. От неожиданности, не иначе, он перехватил мои запястья уже тогда, когда я примерилась добавить еще и затрещину, вдогонку к толчку. Я дернула руки на себя, но где там — на запястьях как горячие железные наручи сомкнулись. Не больно, но не вывернешься! Пинок в голень тоже пропал даром, подлый одержимый просто отодвинулся, пропуская удар. От злости, что эта чурка стоеросовая сначала мешает мне лечить подругу, а теперь еще и сопротивляется, я чуть не взвыла баньши, но совладала с собой. Перестала вырываться, вдохнула, выдохнула, усмиряя черную злобу, и, навалившись на Кайдена грудью, прошипела гадюкам на зависть:

— Не смей мешать мне работать! — И, давясь обидой, злостью и собственным ядом, прибавила едко: — Твое дело таких же дуболомов крушить — вот им и занимайся, а в мое ремесло не суйся! Я целительница, я людям помогать должна, тебе все равно не понять, что это такое!

И не утерпела, пнула подлеца еще раз — и снова впустую. Кайден снова увернулся и легонько тряхнул меня в ответ:

— Ты, целительница великая, давно себя со стороны видела? — прошипел он рассерженным котом. Не хуже меня самой прошипел. — Ты, может, подскажешь мне, какая у тебя степень магического истощения, а? Или мы с этим вопросом к вашей наставнице пойдем?

От неожиданного поворота я немного опешила — Кайден до сих пор такого себе не позволял. Не то, чтобы руками ухватить — а и вовсе не огрызался, кажется, ни единого раза. Отшучиваться и отмалчиваться мог сколько угодно, изворачиваться и делать по-своему — тоже, но… Чтобы вот так?

Кажется, я и впрямь перегнула палку, а руки распускать и вовсе лишним было — он же не мальчишка зеленый, чтобы с ним вот так. Меня окатило горячей волной стыда, и я не сразу сообразила, о чем он говорит.

Какое еще истощение? Нет у меня никакого истоще… Простенькое заклинание первичной самодиагностики заставило меня стыдливо проглотить слово. Истощение в начальной, самой первой стадии, имелось в наличии.

Я виновато поникла. Ну, конечно — слияние сознаний с наставником Одраном, потом я толком не восстановилась, а потом лечила Нольвенн. А еще Кайдену что-то там вещала, что его умения хватит только головы крушить, а сама… Всемилостивая Бригита, ну, почему я такая бесполезная? Никому-то как следует помочь не могу!

В носу защипало, к глазам подкатили слезы. Мне было мучительно стыдно перед Кайденом за безобразное поведение и злые слова, и остро хотелось помочь хоть чем-то Нольвенн, и… и… И вообще!

Никто меня не люби-и-ит!

Кайден сгреб меня в охапку, пережидая мои слезы, покачивал легонько в объятиях, дул в макушку, шептал что я умница, что все будет хорошо, и успокаивал, и утешал, и минутная слабость, порожденная истощением сил, понемногу отступала, оставляя памятью по себе вялость и опустошенность.

— Да, паршивая из меня целительница, — с принужденным смешком выдохнула я Кайдену в рубаху, стараясь утереть слезы, спрятавшись у лучника на груди, чтобы он, не приведи Бригита, не увидел красных пятен и опухшего носа.

— Не говори так, — серьезно попросил Кайден, осторожно гладя меня по голове.

Как сопливую трехлетку, право слово…

— Да ладно, — самокритично призналась я. — Никому толком помочь не сумела — ни Нольвенн, ни тебе.

Боевик отрицательно покачал головой:

— Ты хорошей целитель, Шела. Потому и хочешь помочь всем. Даже когда и не надо бы. Лезешь в каждую бочку затычкой, сжигаешь себя. Вот разве так можно? Глупая… Что от тебя через пару лет останется?

Я фыркнула, и Кайден покладисто поправился:

— Ну, не через пару — через пяток.

И добавил, тихо и неожиданно веско:

— Шела, оставь Нольвенн в покое. Она имеет право горевать. Ты сделала для нее то, что могла — остальное не для тебя. Она имеет право на скорбь. Это нормально. Люди — не фейри. Им нужно оплакать свою утрату.

Я стояла, уткнувшись заплаканным лицом в грудь лучника, в кольце его горячих рук, чувствовала под щекой тонкую шерсть его рубахи. Вдыхала его запах. И понимала, что он прав. Легко перейти грань в желании помочь близким. Легко забыть, что избыточная помощь — не есть благо. И я забыла. Грустно и тоскливо понимать, что весь вколоченный за пять с лишним лет навык вылетает из твоей головы, стоит лишь делу коснуться личного.

— Ты ошибаешься, думая, что ты мне не помогла, — продолжил Кайден, тихонько гладя мои волосы.

Я замерла, боясь спугнуть эти незатейливые движения. Тихая, задумчивая ласка, которой он сам, наверное, и не замечал, но которая грела меня, лучше, чем горячее вино зимой.

— Помогла. Очень помогла. Я больше не жду смерти. Я хочу жить. Понимаю, что скорее всего, обречен, но хочу жить, — продолжил Кайден, и от этого заявления я забыла обо всех своих горестях и печалях. Даже будоражащая близость мужчины, который никогда не будет моим, померкла.

Он вздохнул. Выдохнул. Снова набрал в грудь воздуха. И решился: