У темного-темного леса

А Нольвенн задумчиво перебирала в пальцах малахитовые бусы, зеленые, как молодая листва, как косы дриад, и вела свой рассказ дальше:

— Обрадовалась Тьернмаэль, ей-то того и надо было. Решила, что легко справится с обессилившим магом, и пожелала, чтобы уничтожил маг по ее указке дерево в Великом Лесу, и указала ему на свой дуб. Ведь всякому в Брейдене прекрасно известно — не так просто уничтожить древо, породившее дриаду, и чем сильнее дева, тем сложнее такая задача. А Тьернмаэль была княгиней всех лесных дев великого леса Брейдена, и не один уж год носила в зеленых волосах корону из древесных ветвей. Но прогадала Тьернмаэль, не знала, что Ригур Легконогий не только силен был, но и везуч. И был у него при себе магический жезл, дарованный людям великим Лугом еще на заре времен. И ударил Ригур в дуб, и вложил в тот удар всю свою силу и силу божественного дара, и высохло могучее дерево. И вместе с ним высохла и Тьернмаэль, превратившись из прекрасной вечно юной лесной девы в сморщенную старую каргу.

Нольвенн вздохнула, и уже обыденным, будничным голосом напомнила боевику прописные истины:

— Лесовики не лгут, Кайден. Фейри слишком магические создания, и каждое их слово полно силы и связывает существо, произнесшее это слово. Они просто физически не способны на прямую ложь. Умолчание и недомолвки, двусмысленные формулировки — сколько угодно. Но прямое нарушение слова — нет. Дриада обещала Легконогому исполнить любое его желание, обещала за себя и за сестер, и маг выполнил задание, и пожелал смерти ей и всем ее сестрам, и потребовал исполнить это свое желание. Ей некуда было деваться, только как исполнить данное Ригуру слово.

Нольвенн задумчиво помолчала, перебирая бусины в пальцах одну за одной, и бусины вкусно щелкали, сталкиваясь гладкими полированными боками.

— И когда у дриады уже не осталось выхода, вмешался сам Брейден. Видишь ли, наш боевой друг, все дриады — сколько их ни на есть — сестры, и слишком уж больно ударила бы по Брейдену гибель целого вида. Да еще такого, лесообразующего. Лес предложил магу откупить жизнь Тьернмаэль и ее сестер и взять на себя их долг, исполнить любое желание мага, но при условии, что маг не станет причинять смерти кому-либо из детей Брейдена. Тогда маг пожелал, чтобы лес уступил часть своего места, чтобы на этом месте маг мог построить дом для себя и своих учеников, и чтобы никому из его учеников Лес бы не причинил больше смерти, либо безумия, либо тяжких ран, до тех пор, пока не окончат они ученичество, либо сами, добровольно от него не отрекутся. И чтобы также не причинял Лес вреда чадам и домочадцам мага, и всем тем, кто входит под защиту его крова гостями и не причиняет смерти, либо безумия, либо тяжких ран Лесу и его обитателям. Был заключен Договор, скреплен печатями, а поручителями Договору стали лесные князья, все, как один.

Кайден глядел на Нольвенн во все глаза, потрясенный открывшейся истинной, а я…

А мне вдруг вспомнился засохший дуб, скрипучий, каркающий голос из его нутра, мелькнувшее лицо уродливой старухи, и холодок побежал по спине и рукам, заставил обхватить себя за плечи в попытке унять озноб.

Понятно, отчего Хранительница ненавидит людей.

— Это так, приблизительные условия Договора, но если хочешь, полный текст я тебе сейчас найду, — Нольвенн поднялась, подошла к полкам, где стояли ее книги — солидные, толстенные фолианты в кожаных переплетах, запирающиеся на фигурные крохотные замочки, из тех, что не вдруг и откроешь, если не знаешь секрета.

Подруга бережно взяла в руки один из них, уложила на сгиб локтя, как младенца, открыла. Долистала до нужной страницы, и подала Кайдену все с той же бережливой осторожностью.

Уложив том себе на колени, Кайден водил пальцем по нужным строчкам, и заглянув ему через плечо, я прочла то, что и так знала: «И коли нарушит какая-то из сторон Договор, то ей и надлежит его восстанавливать. И дано ей будет на то время. И пока Договор не будет восстановлен, другая сторона вправе взимать с нарушителей кровью, которая станет поддерживать Печати».

Я шевельнулась и случайно поймала взгляд Нольвенн. Она смотрела на книгу с такой тоской, с такой виной и болью, что все во мне откликнулось желанием помочь. Я потянулась силой — помочь, утешить, унять чужую боль…

Резко хлопнула, закрываясь, книга. Нольвенн вскинулась, полыхнула возмущением на негодяя, посмевшего без подобающего почтения обойтись с ее драгоценным имуществом… Тонкая нить, которая потянулась от меня к подруге и почти достигла ее, распалась без следа, не найдя цели. Я выдохнула, жалея об упущенной возможности, и попробовала сплести лечебное заклинание заново, чуть иначе — но Нольвенн уже опомнилась, ожгла меня несогласным взглядом. А Кайден, Кайден, помешавший мне помочь подруге, шумнувший не вовремя, снова влез, куда не просили — ухватил мой локоть, кинул теоретичке приличествующие случаю слова благодарности и поддержки, и потащил меня прочь из комнаты.

Я не упиралась. Мне было, что сказать моему бесценному подопечному — и лучше бы, чтобы этих слов не услышал никто, кроме него.