Тысяча шагов в ночи

– Ягра, – услышала она шепот своего прошлого «я».

Демон.

Миуко шагнула вперед, ударившись пальцем ноги об одну из древних колесных борозд, что заставило ее вскрикнуть от разочарования и, возможно, от боли.

Но один ушибленный палец не помешал ей сделать шаг. За то время, необходимое для того, чтобы моргнуть, она пересекла испещренную ямами дорогу. Вытянула руку, запутавшись посиневшими пальцами в свою старую одежду прислуги, и привлекла свое прошлое «я» ближе.

Миуко уже чувствовала, как желание убивать покалывает пальцы. Все, что ей требовалось сделать, это положить руки на свои собственные нежные щеки, а затем…

Увядание. Превращение живого тела в труп, дряблый и черный от гнили. Она не знала, что может желать чего-то так сильно, испытывать такой голод, что отдавался в самых костях.

«Это я! – прокричал тоненький голосок внутри нее. – Это мы! Ты не можешь убить нас!»

– Верно, – пробормотала Миуко. – Точно, верно… Я уже сделала это. Как и должно быть.

И, наклонившись, она нашла в темноте свои собственные губы, накладывая проклятие, которое в течение следующих двенадцати дней поглотит ее прошлое «Я», изгоняя ту из деревни, подальше от отца, отправляя в компанию духов и демонов, в путешествия, о которых, как Миуко была уверена, даже ее мать не осмеливалась бы мечтать; приключения, которые она теперь не променяла бы ни на что столь банальное, как обыденность.

3 Благие намерения

Она плохо целуется, как поняла Миуко. Ее губы были слишком холодными. Во рту было слишком сухо.

Смутившись и более чем немного испугавшись, она оттолкнула свою прошлую сущность в сторону.

На краткий миг ее охватила слабость, похожая на головокружение, возникающее, когда она чрезмерно быстро вставала или слишком надолго задерживала дыхание. Она упала с дороги, кубарем несясь в сорняки, в то время как ее прошлое «Я» попятилось в другую сторону, хватаясь за каменные балясины моста в тумане.

Несколько секунд спустя Туджиязай снова проехал мимо.

Выбравшись из канавы, Миуко наблюдала, как ее прошлая сущность уперлась спиной в перила полуразрушенного моста, как доро ягра развернулся в седле, загипнотизированный видом маленького проклятого человеческого создания, которое свалилось в реку.

Раздался всплеск.

Лошадь продолжила путь по мосту.

Обессиленная, Миуко плюхнулась обратно в канаву. Над головой сверкали звезды. На полях призраки Огавы устремились к столице.

Значит, все было кончено. Ее прошлая личность проклята. Утром она проснется на берегу реки и вернется в постоялый двор.

А затем случится пожар.

Миуко, нахмурившись, сидела среди зарослей сорняков.

Обязательно ли нужен был пожар? Если она знала о том, что должно было произойти, то сможет и предотвратить это. Она могла бы предупредить отца. Могла бы спасти трактир.

Может быть, тогда, в отсутствие огненного хаоса, он поймет, что она по-прежнему его дочь и не заслуживает изгнания.

Миуко, пошатываясь, поднялась на ноги. С ней что-то было не так. Она чувствовала себя бесплотной, словно тень – сильная и темная, но не более чем зеркальное отражение чего-то другого. Возможно, наложение проклятия на саму себя истощило ее силы, и ей требовалось время, чтобы восстановиться.

Она осторожно пробиралась по полуразрушенному мосту в сопровождении призраков, которые с легкостью и уверенностью обходили ямы и прогнившие доски, как будто шагали по твердой земле.

Несколько раз Миуко останавливалась, когда натыкалась на деревенских жителей на Старой Дороге: владельца чайного домика, парочку фермеров, мрачных жрецов, выкрикивавших ее имя в тумане. Заметив среди них Лайдо, Миуко испытала сильное искушение схватить его за одеяние и отхлестать, как стебель риса во время молотьбы, но человеческий голос убедил ее в обратном.

Наконец она добралась до потускневших заклинаний и изъеденного термитами дерева ворот Нихаоя. За ними располагались храм, чайная, несколько лавок и постоялый двор. Пока Миуко бродила по улицам, дремлющая деревня казалась ей одновременно такой знакомой и такой небольшой. Старый рынок, самое крупное строение в том, что осталось от Нихаоя, мог бы уместиться в углу фамильного замка Туджиязая. Заросшие поля, которые она когда-то считала просторными и бескрайними, напоминали мох под ногами по сравнению с теми горами, которые она видела со спины Гейки.

Но когда она, в конце концов, подошла к постоялому двору, он оказался таким же, каким она его помнила: песчаный палисадник с разросшимися камелиями, конюшни по левую сторону, раковины морских ушек, привязанные к крыше как оберегающие от огня талисманы.

В одной из комнат горел равномерный свет. Возможно, принц-демон еще не спал; думал о девушке на мосту, одержимо размышлял о ее обычных чертах лица, простых одеждах, о том, как она смотрела на него – действительно смотрела, – как будто видела чудовище под его красивым, благородным лицом.

Странно, что он не смог почувствовать ее сейчас, когда она стояла прямо перед трактиром. Потому ли, что она не принадлежала этому времени? Или существовала иная…