Забыв на мгновение, что она больше не выглядит как Отори Миуко, а как хищный, высасывающий жизни демон, она вихрем понеслась по гравию, напряженно всматриваясь в дорогу, ожидая появления лошади и всадника из-за поворота.
Однако она не увидела ни своего отца, ни мрачного жреца, ни гончара.
Она увидела Туджиязая. Он стремительно мчался к ней на своем огромном черном скакуне, а его лицо светилось, словно маяк в тумане.
Мысли Миуко кружились в ее голове, как сухие листья при сильном ветре.
Доро ягра ведь должен был стоять на причале у Дома Декабря. Он должен был держать Гейки в заложниках.
Как он оказался здесь, на Старой Дороге?
«
Миуко снова посмотрела на луну. Луну, которая была полной всего несколько часов назад, когда она с Гейки исследовала Зубцы Бога, и которая теперь представляла собой лишь тонкий полумесяц толщиной не больше ногтя.
Последний раз она видела такую луну на Старой Дороге.
Двенадцать дней назад.
Миуко ахнула. Призыв сработал. Он переместил ее к жертве.
К сожалению, он также переместил ее почти на две недели в прошлое, в ту первую ночь, когда она встретила Туджиязая.
Внезапная смертоносная волна заполнила все нутро.
Она могла бы убить его прямо сейчас. Все, что нужно было сделать – это сбросить его с коня. (Она могла бы убить и лошадь, если задуматься). Затем высосала бы жизнь из молодого красивого тела доро, вынуждая Туджиязая покинуть его и оказаться в ее руках.
Он погибнет. Ее друзья будут спасены, потому что никогда не подвергались опасности.
Пальцы Миуко дрогнули.
Принц-демон почти настиг ее. Она чувствовала, как его сила взывает к ней, нарастая внутри нее, словно холодный фронт. Это был ее шанс.
Когда лошадь пронеслась мимо нее сквозь туман, Миуко ринулась вперед.
2
Поцелуй
Миуко промахнулась.
Конский хвост хлестнул ее по пальцам, когда она свалилась носом в гравий, порвав одежду и разодрав синюю кожу на коленях.
Превращение в демона, вероятно, подарило ей скорость, силу и способность видеть в темноте, но не избавило, по-видимому, от неуклюжести.
Туджиязай продолжал скакать по дороге, не останавливаясь. Она даже не думала, что он заметил ее.
Но она это исправит. Миуко вскочила на ноги, готовая отправиться за ним.
Человеческий голос остановил ее:
Миуко поморщилась. Она-то помнила… по крайней мере, помнила сейчас, пока в ней не бурлила жажда крови.
Воздерживаться от убийства, похоже, оказалось труднее, чем она думала.
Разочарованная, она зажала в кулаках складки одежды. Грубая ткань, натянутая до предела под действием ее демонической силы, треснула, явив узкие брюки, которые она украла у Туджиязая, ночному воздуху.
Миуко выругалась. Жрецы, может, и были искусны в молитвах и подобных вещах, но их одежда…
Их одежда.
Она замерла, уставившись на свои синие руки. Она была шаоха. И на ней была одежда жреца.
Шаоха в одеянии жреца прокляла ее на этой самой дороге этой самой ночью.
Миуко ощутила слабость.
Была ли
Неужели она прокляла
Она вгляделась в темноту. Отсюда дорога вела на север, огибая обрушившийся павильон дома мэра, а затем сворачивая к реке Озоцо. Если она переберется через руины, то сможет добраться до полуразрушенного моста прежде, чем Туджиязай промчится мимо и столкнет ее прошлую версию вниз.
Но если она не встретит себя на мосту, то никогда не подвергнется проклятию, а если она не будет проклята, доро ягра никогда не почувствует ее силу, проезжая мимо. После того как хорошенько искупается в реке – ничего такого, что не вылечили бы хороший сон и успокаивающая ванна, – она вернется в Нихаой… к своему отцу… в трактир, где и останется до конца своих дней, никогда не отважившись удалиться от дома дальше рынка в Удайве и только в компании родственника мужского пола.
Она никогда не встретит Гейки. Ногой никогда не ступит в игорный салон (людской или для насу). Никогда не поплывет на лодке. Не оседлает лошадь и не спасет духа журавля от жестокого отца. Не остановит человека, убившего семь девушек. Не увидит Зубцы Бога и вообще не испытает каких бы то ни было приключений.
А если она никогда этого не сделает, то никогда не узнает, что все те особенности, которые делали ее неудачницей как в роли девушки, так и прислуги, на самом деле окажутся благословениями.
Могла ли она приговорить свое прошлое «Я» к жизни без этого?
Ее тело получило ответ раньше, чем разум. Стремительно, словно ветер, она побежала к мосту, проскочила через развалившиеся ворота особняка мэра, пролетела по заросшим сорняками садам, мимо расщепленной молнией сосны, которая тянулась к небу, сильнее и быстрее, чем когда-либо в своей жизни.
Добравшись до Старой Дороги, она резко остановилась. Там стояла ее прошлая сущность: с глазами лани, неуклюже ступающая и спотыкающаяся на мосту, испуганная и отчаянно цепляющаяся за мысль, что, как только она доберется домой, все снова будет обычным.