Был, видимо, тот час утра, когда на дороге начинается движение. Служанки идут в город с корзинами – кто босиком, кто в пыльных башмаках. Рассвет уже обрисовывает молчаливые деревья в черных одеяниях. Фермеры, с которыми я почти незнакома, правят огромными гружеными телегами: короба, привязанные соломенными жгутами, корзинки, из которых лезут вороха зелени – первый урожай. Прогрохотала мимо высокая длинная табачная телега, покамест везущая что-то другое. В былые дни считалось вежливым приветствовать всех встречных – даже если ты индеец. Но теперь все стало не так. Солнце сияло, словно чуточку смягчая падающие на меня ледяные взгляды. Меня обгоняли небольшие группы негров – местные рабочие или бродяги, я не знала. Казалось, все сердца изумлены до немоты. Я подгоняла мула, довольная, что у меня в кобуре винтовка. Мешковина съехала, и клин затвора блестел на солнце, будто говоря: будьте осторожны, берегитесь этого всадника.
Двор законника Бриско кишел конями и мулами. Кипящий суп из шей и кивающих голов. Полковник Пэртон и его лейтенанты выкрикивали приказы – я слышала их еще с дороги. Ополченцы напоминали большой галантерейный магазин, полный синей ткани, – совсем как настоящие солдаты армии Союза, но временами над толпой причудливой птицей взлетала элегантная шляпа. В основном молодые люди с голодным видом. Законник Бриско стоял на парадном крыльце, брал какие-то бумаги у полковника и что-то строчил в других бумагах, лежащих перед ним. Видимо, они хотели сделать все в аккурат по закону, в духе Бриско. Я чувствовала себя тонкой и хрупкой в своих одежках, но, по крайней мере, ружье Теннисона придавало мне веса.
Я привязала поводья мула к свободному столбу и приблизилась к крыльцу, всячески стараясь держаться небрежно. Будто пришла на работу, как обычно. Теперь мне было видно, что на некоторых листах – столбики имен. Конечно, это списки ополченцев.
– Я полагаю, полковник, что ваше ополчение существует в рамках Закона о призыве.
– Разрази меня гром, если я знаю, – ответил полковник, – но в любом случае мы призваны действовать, и это факт.
– Против людей Петри поданы петиции относительно семнадцати повешений, а также большого количества поджогов и убийств. Кроме этого, мы имеем показания одного из его собственных людей, который в пьяном виде свидетельствовал о чрезвычайно жестоком и низком нападении на мистера Теннисона Бугеро, вольноотпущенника, жителя нашего округа.
– Где цент, там и доллар, – сказал полковник. – Я не поколеблюсь. Мы выступаем, поскольку нас призывают законность и правосудие. Я скрепил своей подписью этот приказ городских властей, а они получили эту бумагу из чертовой ассамблеи штата или от какого иного стада гусей. Чем еще нам поможет цивилизация?
– Ничем, – ответил законник Бриско. И поставил подпись с росчерком на последней бумаге.
Я знала, что список его многочисленных громких званий включает должность чиновника особых поручений на железной дороге. Наверняка он еще и в ополчении какая-нибудь шишка. Ни один добрый или злой поступок в Америке белых людей не обходится без бумаг. Это знала даже я, индейская девочка, остриженная под безусого мальчика. Все мое племя было убито в полном соответствии с буквой закона. Я в этом не сомневалась. Не нашего закона, но наш закон был лишь словами на ветру.
– Мой лейтенант точно знает, где они собрались, – сказал полковник. Я заметила, что все звуки, которые требовали прикосновения языка к нёбу, выходили у него как маленькие взрывы. – Там, где ручей под названием Бизли впадает в Вест-Сэнди-Крик. А туда ехать три часа, так что нам пора выступать.
И он повернулся и двинулся прочь – узкое лицо, тело худое, как у огородного пугала, – и одним этим движением, кажется, призвал своих людей к вниманию, так что из клубящейся каши всадников образовалась идеальная колонна по два и двинулась по узкой дороге. Я стояла рядом с зорко наблюдающим законником Бриско. Он постукивал по столу пером. Оно выполнило свою работу и всю работу, какую законник Бриско мог внести в это предприятие. Я считала солдат, выезжающих со двора, и насчитала все две сотни. Мне вспомнились слова полковника, что у Петри полсотни людей, – может быть, эти солдаты обрушатся на них, как все сметающий потоп.
Законник Бриско был стар и мудр. Он даже не взглянул на меня.
– Ты сегодня выходишь на работу? – спросил он. – Мне кажется, что нет.
– У меня небольшое дельце в окрестностях ручья Бизли, – ответила я.
– Я так и думал.
Мой мул уже дергал поводья и топтался на месте – все существа его породы убрались со двора, и он желал последовать за ними. Я тоже, хотя ни одного человека моей породы среди ополченцев не было, это уж точно. В общем, я направила мула на Хантингдонскую дорогу и последовала за колонной на расстоянии двух-трех сотен ярдов. Отстала посильней, чтобы они не обращали на меня внимания.