Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И Шамс ан-Нахар пригласила Абальгассана сесть против них перед чеканными золотыми блюдами, на которых круглились фрукты и красовались пирожные. И тогда фаворитка начала брать собственными пальцами по кусочку из каждого блюда и класть их между губ своего друга Али бен-Бекара. Она не забывала тоже и Абальгассана бен-Тагера. И когда они поели, золотые блюда были убраны, и был принесен прекрасный золотой кувшин в чаше чеканного серебра, и они умылись благовонной водой, которую лили им на руки. После этого они сели опять, и молодые негритянки подали им кубки из разноцветного агата на блюдцах из серебра с позолотой, наполненные прекрасным вином, один вид которого радовал глаз и облегчал душу. И они медленно пили его, глядя друг на друга долгим взглядом; и когда кубки опустели, Шамс ан-Нахар отослала всех рабынь, оставив возле себя только певиц и играющих на разных музыкальных инструментах.

Тогда, не чувствуя себя расположенной петь, Шамс ан-Нахар приказала одной из певиц начать прелюдию, чтобы задать тон; и певица тотчас же настроила свою лютню и приятно запела:

Моя душа, ты страждешь! Ты рукою
Любви жестокой больно так измята,
И брошена твоя святая тайна
На волю ветров. О моя душа!
Тебя я грела нежно и любовно,
Под кровом ребер ты ж бежишь к тому,
Кто здесь причина всех моих страданий!
О, лейтесь, слезы!.. Ах, и вы стремитесь
Из глаз моих к жестокому!.. О слезы,
Горячие и страстные, вы тоже
В безжалостного друга влюблены!

Тогда Шамс ан-Нахар протянула руки и наполнила свой кубок вином, наполовину отпила из него и подала его князю Али, который пил из него, приложив свои губы к тому самому месту, которого касались губы его возлюбленной…

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СТО ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И подала свой кубок князю Али, который пил из него, приложив свои губы к тому самому месту, которого касались губы его возлюбленной, в то время как струны любовно дрожали под пальцами исполнительниц. И Шамс ан-Нахар сделала знак одной из них и приказала ей спеть что-нибудь более мягким тоном. И юная невольница, понизив голос, пропела чуть слышно:

О, если слезы глаз моих всечасно
Мои ланиты щедро орошают;
О, если чаша, где мои уста
Стремятся жажду утолить напрасно,
Полна слезами больше, чем вином, —
Клянусь Аллахом, сердце, утоляй
Свою ты жажду смешанным напитком!
Он возвратил в тебя души избыток,
Что ежечасно льется из очей!

В этот миг Шамс ан-Нахар почувствовала, что она совершенно опьянена от трогательных нот этой песни, и, взяв лютню из рук невольницы, сидевшей позади нее, она полузакрыла глаза и от всей души запела следующие дивные стихи:

О красота газели молодой!
О юноша! О свет очей прекрасных!
Я умираю, если ты уходишь,
Я пьяна от близости твоей!
Так я живу, пылая неустанно,
Так, наслаждаясь, угасаю я.
Из твоего душистого дыханья
Рождается зефир благоуханный,
Им напоен пустыни знойный вечер
Под зеленью веселых стройных пальм!
О сладостный, влюбленный ветерок,
Завидую тому я поцелую,
Что ты похитил с ароматных уст
И с ямочек ланит его лилейных!
Ты этой лаской так его чаруешь,
Что тело все трепещет в упоенье
И весь горит он, наслажденья полн!
Душистой кожи нежные жасмины,
Жасмины кожи, столь молочно-белой,
Как лунный камень! О его слюна!
Слюна бутонов уст его пурпурных!
О жар ланит, о сомкнутые очи
Вослед за страстным пламенным объятьем!
О сердце, сердце, заблудилось ты
В изгибах нежных царственного тела!
Но берегись: любовь стоит на страже,
И грозен яд ее смертельных стрел!