Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Когда навстречу юной бедуинке
Красивый всадник едет на коне,
Ее ланиты рдеют, как цветы
Лавровые Аравии цветущей.
О бедуинка смелая, скорее
Ты загаси огонь своих ланит!
Храни ты сердце от палящей страсти!
Будь беззаботна средь пустынь родимых, —
Любви страданье —  всадников удел!

Когда прекрасная Шамс ан-Нахар услышала эти стихи, ею овладело столь глубокое волнение, что она свалилась со своего сиденья и упала без чувств на руки своих женщин, которые сбежались к ней.

При этом князь Али, который, притаившись у окна, видел все происшедшее с его возлюбленной, был так потрясен от сочувственной скорби…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.

А когда наступила

СТО ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Он был так потрясен от сочувственной скорби, что упал без чувств на руки своего друга Абальгассана бен-Тагера. Абальгассан пришел в крайнее смущение, приняв во внимание место, в котором они находились. И в то время как он тщетно искал в этой темноте воды, чтобы брызнуть ею в лицо своего друга, он увидел вдруг, что одна из дверей галереи открылась и в нее вошла, едва переводя дух, молодая невольница — доверенная Шамс ан-Нахар, — которая сказала ему испуганным голосом:

— О Абальгассан, подымайся скорее, ты и твой товарищ; я тотчас же выведу вас обоих отсюда, потому что здесь такая суматоха, которая не обещает нам ничего хорошего и, я думаю, будет для нас роковой. Следуйте же оба за мною, иначе все мы погибли!

Но Абальгассан сказал:

— О услужливая молодая девушка, разве не видишь ты, в каком состоянии мой друг? Подойди же и посмотри на него.

Когда невольница увидала князя Али без чувств на ковре, она побежала к столу, на котором, как она знала, находились различные флаконы, и нашла цветочную воду и освежила ею лицо молодого человека, который вскоре пришел в чувство. Тогда Абальгассан взял его за плечи, а молодая девушка за ноги, и так вдвоем они вынесли его из галереи, вышли из дворца и спустились до самого берега Тигра. И они осторожно положили его на одну из скамеек, которые здесь стояли, и молодая девушка захлопала в ладоши — и тотчас же по реке подплыла лодка с одним только гребцом, который поднялся, причалил к берегу и подошел к ним. Потом, не говоря ни слова, по одному знаку наперсницы он взял князя Али на руки и положил его в лодку, куда не замедлил войти также и Абальгассан. Что же касается юной невольницы, то она извинилась, что не может сопровождать их дальше, пожелала им мира крайне печальным голосом и поспешно поднялась во дворец.

Когда лодка подошла к противоположному берегу, Али бен-Бекар, который совершенно пришел в себя благодаря свежести ночного ветра и воды, был уже в состоянии, поддерживаемый своим другом, выйти на берег. Но вскоре он вынужден был присесть на камень, так как почувствовал, что душа его удаляется. И Абальгассан, не зная, как ему выйти из такого затруднения, сказал ему:

— О друг мой, мужайся и укрепи свой дух, потому что поистине эта местность далеко не безопасна и эти берега наводнены разбойниками и злодеями. Только немного бодрости — и мы будем в безопасности, невдалеке отсюда, в доме одного из моих друзей, проживающего у того самого огонька, который ты видишь, — потом добавил: — Во имя Аллаха!

И он помог своему другу подняться и медленно двинулся с ним к указанному им дому, и они приблизились к дверям его. Тогда он постучался в двери, и, несмотря поздний час, кто-то вышел отпереть их; и Абальгассан, назвавший себя, был тотчас же с большою сердечностью введен в дом, и его друг тоже. И он не замедлил найти причину, которая могла объяснить их присутствие в этом месте и их прибытие в таком состоянии в столь необычный час. И в этом доме, где по отношению к ним были соблюдены все правила самого широкого гостеприимства, они оба провели остаток ночи, и никто не беспокоил их неуместными вопросами. Но оба они мало спали в эту ночь: Абальгассан не привык спать вне своего дома, и, кроме того, он был озабочен мыслями о своих домашних, а князь Али не мог отогнать от себя образа Шамс ан-Нахар, бледной, без чувств, на руках женщин, у ног халифа…