Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И действительно, над этой залой высился купол, поддерживаемый восьмьюдесятью прозрачными колоннами из чистейшего алебастра, и их основание и капители тончайшей скульптурной работы были украшены золотыми изображениями зверей и птиц. И этот купол был весь расписан по золотому фону разноцветными яркими линиями, повторявшими тот же рисунок, который был представлен на большом ковре, устилавшем пол залы.

И в свободных пространствах между колоннами стояли большие вазы с дивными цветами или просто большие пустые сосуды, прекрасные красотой линий и материалами, из которых были сделаны, — яшмой, агатами и хрусталем. И эта зала сообщалась прямо с садом, выход в который представлял тот же рисунок, что и ковер, только был выложен из маленьких разноцветных камешков; таким образом, купол залы и сад сливались в одно целое под открытым, спокойным голубым небом.

И вот в то время как князь Али бен-Бекар и Абальгассан восхищались этим изысканным сочетанием, они увидели сидящими вкруг десять молодых девушек с черными глазами, с розовыми щеками и пышными грудями, и каждая из них держала в руках какой-нибудь струнный инструмент.

Дойдя до этого места своего повествования, Шахерезада заметила наступление утра и скромно умолкла.

А когда наступила

СТО ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она сказала:

Когда князь Али бен-Бекар и Абальгассан восхищались этим изысканным сочетанием, они увидели сидящими вкруг десять молодых девушек с черными глазами, с розовыми щеками и пышными грудями, и каждая из них держала в руках какой-нибудь струнный инструмент. И вот по знаку любимой маленькой невольницы все они заиграли сладостную прелюдию, так что князь Али, сердце которого было полно воспоминанием о прекрасной Шамс ан-Нахар, почувствовал, что веки глаз его наполняются слезами. И он сказал другу своему Абальгассану:

— Ах, брат мой, я чувствую, что душа моя в смятении! И эти аккорды говорят со мною языком, который заставляет рыдать душу мою, и я не знаю сам почему!

Абальгассан же сказал ему:

— Молодой господин мой, пусть душа твоя успокоится, и пусть все внимание ее будет отдано этому концерту, который обещает быть бесподобным благодаря прекрасной Шамс ан-Нахар, так как она, по всей вероятности, сейчас же явится сюда сама.

И действительно, не успел еще Абальгассан произнести эти слова, как десять молодых девушек поднялись все сразу, и одни, пощипывая струны, а другие, потряхивая в ритм маленькими тамбуринами с бубенчиками, запели:

На нас, лазурь, ты смотришь, улыбаясь;
Луна, одежды легких облаков
Ты подняла и прячешь лик смущенно;
А ты, о солнце, властное светило,
Ты нас бежишь и не сияешь нам!

И тут хор умолк, ожидая ответа, который пропела одна из молодых девушек:

Глаза мои! Луна подходит ваша…
Нас посетило царственное солнце,
Чтобы воздать почет Шамс ан-Нахар!

Тогда князь, которого в песне сравнивали с солнцем, оглянулся и действительно увидел двенадцать негритянок, которые несли на своих плечах трон из серебра под бархатным балдахином, и на этом троне сидела молодая девушка, которой не было еще видно, так как вся она была окутана большим покрывалом из тончайшего шелка, развевавшимся вокруг трона. И у этих негритянок были обнажены груди и ноги; и шелковый с золотом платок, повязанный вокруг талии, обрисовывал всю роскошь ягодиц каждой из носильщиц. И когда они подошли и остановились среди певиц, они осторожно опустили серебряный трон, а сами отошли к деревьям.

Тогда ее рука отбросила ткань — и на лице, подобном луне, засияли глаза; это была Шамс ан-Нахар. На ней была широкая мантия из легкой ткани, голубой по золоту, усаженной жемчугами, алмазами и рубинами; и все они были отборные и необычайной ценности. И вот, отбросив драпировки, Шамс ан-Нахар подняла со своего лица маленькую вуаль и, улыбаясь, взглянула на князя Али и слегка наклонила голову. И князь Али со вздохом взглянул на нее, и они всё высказали безмолвно друг другу, и в несколько мгновений высказали гораздо больше, чем могли бы это сделать, разговаривая долгое время.

Но Шамс ан-Нахар отвела наконец свой взор от глаз Али бен-Бекара и приказала своим женщинам петь. Тогда одна из них извлекла аккорд из своей лютни и запела:

Судьба людей! Когда чета влюбленных
Своей красой друг к другу привлеченных,
Свои уста в лобзании сольет,
Кто виноват в том, как не ты, Судьба?!
«О жизнь моя, — красавица вздыхает, —
Дай мне еще горячий поцелуй,
С таким же пылом возвращу его я!
А если ты и большего желаешь,
Как мне легко исполнить будет все!»