Тыл — фронту

…Герои Сталинградской битвы вошли в историю и, как их далекие предки — участники Бородинского сражения, стали воплощением несгибаемого мужества. В то время, когда в степях под Сталинградом и в самом городе решалась судьба страны, за тысячи километров от этой земли, развороченной снарядами, покрытой обломками некогда превосходных архитектурных сооружений, формировались один за другим составы в помощь защитникам волжской твердыни. От железнодорожного узла Челябинск они шли по тем направлениям, которые до войны были мало загружены. Особенно сложным в этом отношении был участок Карталы — Айдырля — Орск. В мирное время на этой однопутке проходило не более 8—10 поездов в сутки. Теперь же на запад, к Сталинграду, здесь проходили составы один за другим — по сигналам живой автоблокировки, на расстоянии видимости сигналов. Об этом вспоминает Н. С. Патоличев как о подвиге в тылу, не менее значительном, чем фронтовой подвиг. Путейцы и члены их семей стояли день и ночь на посту с сигналами в руках по всей трассе на расстоянии полутора километров друг от друга. По этому живому коридору проходило второе больше поездов, чем предусматривалось графиком. И ни одной аварии.

Что это? Воинская дисциплина? Патриотизм? Обостренное чувство долга? И то, и другое, и третье плюс еще что-то, подмеченное в свое время великим Толстым в русском национальном характере. «Дубина народного гнева, — писал он в «Войне и мире», — поднялась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие». «Пусть ярость благородная вскипает, как волна», — пелось в 1941-м в известной песне на слова М. Исаковского. Эта ярость не давала покоя тем, кто в тылу ни на секунды не забывал о близких, сражающихся на фронте.

…По телевидению шла передача о конкурсе красоты. На экране одна за другой возникали фигуры длинноногих очаровательных девушек. В нарядных воздушных платьях ослепительные красавицы под гром аплодисментов величаво и грациозно двигались по ярко освещенной, уставленной цветами сцене. Это был парад изящества, неги, кокетливой женственности. Это был праздник юности, феерия гармонии.

Но мне что-то мешало в полной мере наслаждаться этим роскошным зрелищем. В моей памяти нет-нет да и возникали образы совсем других молоденьких девушек, которых видела немало в своей юности. Их красота совсем не похожа на эту, нынешнюю, и все же они были очень красивы, хотя не интересовались тем, насколько их габариты соответствуют стандарту красоты. Просто стандарты диктовала не мода, а сама жизнь. Вернее, просто война, потому что нельзя назвать жизнью непреходящее чувство голода, изнурительный, почти без отдыха труд и страх за судьбу отца, брата, сестры, которые там, на фронте.

Раиса Александровна Вотинова, несмотря на свой солидный пенсионный возраст, и сегодня красива, хотя габаритами намного превосходит конкурсные размеры. У нее стенокардия и полиартрит, и еще куча всяких «болячек», но она не поддается им, как не поддавалась никогда житейским тяготам. Синие глаза и сегодня яркие, веселые, улыбка по-прежнему задорная. Посмотришь со стороны — все у этой женщины хорошо, все в порядке: и муж, наверное, есть, и, по всему видно, заботливый (вон как хорошо выглядит), и дети благополучные, Живет себе припеваючи в благоустроенной квартире. Чего еще надо на старости лет?

Ей и в самом деле хорошо, как, впрочем, было и прежде, когда жила в общежитии, вначале в общей комнате на четверых, а потом в отдельной, но только… без окон. Раньше это была кладовая. Комендант поставила там койку с тумбочкой и сказала: «Ты, Рая, поживи пока. Что же делать? Есть семейные нуждающиеся, а ты все же одна».

Она понимала, входила в положение и ждала. И вот, наконец, уже целых пять лет (подумать только!) блаженствует в отдельной квартире. Правда, одна не бывает. У нее действительно большая семья — локомотивное депо Челябинск. И дети есть — любимые племянники, и даже сад (у сестры), куда она регулярно ездит, чтобы отдохнуть за работой. Она привыкла трудиться.

Помнит, как начинала на станции Полетаево, на паровозной базе. Приходили паровозы один за другим, и она вместе с остальными разнорабочими очищала тендеры от угля. Кидала его тяжеленной лопатой. Переносила на себе и бидоны с мазутом. Лишь вернувшись домой после смены и наскоро умывшись, чтобы приняться за домашние дела (печку топить, ужин готовить к приходу отца), вдруг ощущала, как трудно ей двигаться, что-то делать руками, затекшими за день. Но шел второй год войны, брат был на фронте, мама умерла, и старому отцу-инвалиду, который тоже работал на базе, рассчитывать было не на кого, кроме нее. Значит, надо терпеть и жить дальше. Она крепкая, выдержит. Недаром удивляются люди, что ей еще шестнадцати нет, а выглядит старше.