Читаем Творцы русской идеи полностью

До него такой постановки вопроса в русской философии не было. Не было мыслителя, искавшего смысл жизни в неповторимых личных переживаниях. «Смысл не в вечном, смысл в мгновениях», — скажет он впослествии18. И признается: «До встречи с домом «бабушки» (откуда взял вторую жену) я вообще не видел в жизни гармонии, благообразия, доброты. Мир для меня был не Космос, а Безобразие и, в отчаянные минуты, просто Дыра. Мне совершенно было непонятно, зачем все живут и зачем я живу, что такое и зачем вообще жизнь? — такая проклятая, тупая и совершенно не нужная. Думать, думать и думать (философствовать «о понимании») — этого всегда хотелось, это «летело»; но что творится в области действия или вообще «жизни», — хаос, мучение и проклятие… «Как могут быть синтетические суждения a priori»: с этого вопроса началась философия Канта. Моя же новая философия жизни началась не с вопроса, а скорее со зрения и удивления, как может быть; как может быть жизнь благородна и в зависимости от одного этого — счастлива; как люди могут во всем нуждаться, в «судаке к обеду», «в дровах к 1-му числу»; и жить благородно и счастливо, жить с тяжелыми, грустными, без конца грустными воспоминаниями; и быть счастливы по одному тому, что они ни против кого не грешат»19.

В этом пассаже нашло отражение не только отличие Розанова от Канта, но всего русского философского ренессанса от предшествующей традиционной, «школьной» мудрости. Не вопрос о знании, не теория поведения, а конкретные поступки, радость и горе от них — вот содержание мудрости. У Розанова это прежде всего его семья, его жена.

Что такое пол? — задает Розанов вопрос и отвечает: «Прежде всего точка, покрытая темнотой и ужасом, красотой и отвращением; точка, которую мы даже не смеем назвать по имени, и в специальных книгах употребляем термины латинского, не ощущаемого нами с живостью языка. Удивительный инстинкт, удивительно это чувство, с которым у человека «прилипает язык к гортани», он не «находит слов», не «смеет» говорить, как только подходит к корню и основанию бытия в себе… Наша одежда есть только развитие половых покровов; удивительны в одежде две черты, две тенденции, два борения: одежда прикрывает — такова ее мысль, но она же и выявляет, обозначает, указывает, украшает — и опять именно пол. Тенденция скрыться, убежать и тенденция выявиться и покорить себе удивительно сочетаются в ней, и собственно обе эти тенденции сочетаются уже в поле. То, что мы именуем в себе половой «стыдливостью», есть как бы психологическое продолжение одежды: мы «стыдливо» затаиваемся в поле, и чем глубже, чем сильнее он выражен, тем деятельнее. Но наравне с этим страхом быть увиденным, раскрыться перед другим, замечательна столь же мучительная жажда пола раскрыться, притянуть к себе, показать себя. Девушка, целомудренно вспыхивающая при взгляде на нее, не захотела бы жить в ту секунду, когда узнала бы, что никогда более никто до могилы на нее уже не взглянет»20. Розанов удивительно подметил и целомудренно выразил антиномию пола: чем жестче запрет, тем сильнее страсть, и мировая культура, накапливая запреты, не устраняла половое влечение, а лишь рафинировала его; снять запреты — значит подорвать веками накопленную культуру отношений между мужчиной и женщиной.

Антиномия пола находит свое решение в браке. Здесь пол «теитизируется», то есть становится божественным. Семья для Розанова — это религия, «самая аристократическая форма жизни»21. Лишенный возможности вступить в «законный» брак, Розанов предлагает считать законным любой брак, любое половое сношение, если в основе его лежит глубокое чувство. Розанов корит Пушкина за то, что тот не поднялся выше расхожей морали его круга и времени. В Бессарабии поэт влюбился в молодую цыганку, но, считая, что она ему не «пара», что увлечение пройдет, предложил табору деньги. В ответ он получил суровую отповедь: девушку можно взять только в жены, но не в любовницы.

Удивительную трактовку дает Розанов библейской заповеди, запрещающей прелюбодеяние. «Никто не обратил здесь внимания на предлог «пре», а в нем-то вся сила. Ведь понимай эту заповедь так, как мы обычно понимаем и как мне бросают ее в лицо, она выражена была бы иначе:

Не убий

Не любодействуй

Не укради…

Но сказано в этом единственном случае с предлогом «пре», то есть «кроме», «опричь», «за исключением». Что это значит? «Не действуй кроме любви», «дел сей заповеди не твори кроме, опричь, за исключением любви», этой мистической утренней зорьки ребенка. Следовательно:

не за плату,

не по корысти,

не по расчету,

не хладно, злобно, равнодушно,

не для физического наслаждения,

но единственно и вечно только во исполнение, «и к мужу влечение твое» (Бытие, 3), то есть по любви сотвори дело любви, «прилепись», слепитесь «два в плоть едину»22.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии