Творцы русской идеи

Наиболее известным (и благополучно закончившим свои дни) среди последователей Федорова был Константин Эдуардович Циолковский, теоретик звездоплавания. В 1977 году в печати появилась запись беседы Циолковского, относящаяся к тридцатым годам. Циолковский предвидел сегодняшнюю ситуацию, когда накопленные запасы атомного оружия способны уничтожить жизнь на Земле. «Представьте себе, что мы бы вдруг научились вещество полностью превращать в энергию, то есть воплотили бы преждевременно формулу Эйнштейна в действительность. Ну тогда при человеческой морали — пиши пропало, не сносить людям головы. Земля превратилась бы в ад кромешный, уж люди бы показали свою голубиную умонастроенность — камня на камне бы не осталось, не то что людей. Человечество было бы уничтожено. Помните, мы как-то говорили о конце света. Он близок, если не восторжествует ум! Вот тут-то необходимо запрещение — строгий запрет в разработке проблем о структуре материи. А с другой стороны, если наложить запрет на эту область физики, то надо затормозить и ракету, ибо ей необходимо атомное горючее. А затормозить ракету, значит прекратить изучение космоса… Одно цепляется за другое. По-видимому, прогресс невозможен без риска! Но тут человечество воистину рискует всем?»³³

Циолковский был убежден, что человечество благополучно минует опасный рубеж. Для этого он требовал замены старой этики новой, рассматривающей человечество как единое целое. «Единение избавит народы от войн и других видов самоистребления». Это можно прочитать на страницах работы «Научная этика»³⁴.

Вступление человечества в космическую эру приведет в грядущем к расселению его во всем мировом пространстве. Циолковский размышлял и над дальнейшими судьбами человеческого рода. За «эрой рождения» космического человечества последует «эра становления» его и далее «эра расцвета». Заключительная «терминальная эра» наступит тогда, когда корпускулярное вещество превратится в лучевое при сохранении разума. Но и это не предел: «Пройдут миллиарды лет, и опять из лучей возникнет материя высшего класса и появится, наконец, сверхновый человек, который разумом будет настолько выше нас, насколько мы выше одноклеточного организма… Космос превратится в великое совершенство»³⁵.

Полет мысли, ее отрыв от сегодняшней реальности может показаться лишенным смысла, может просто шокировать. Между тем Циолковский, как бы предчувствуя возможные пересуды, решительно заявлял о себе: «Я — чистейший материалист. Ничего не признаю, кроме материи». И перед этими словами: «Чтобы понять меня, вы должны совершенно отрешиться от всего неясного, вроде оккультизма, спиритизма, темных философий, от всех авторитетов, кроме авторитета точной науки, т. е. математики, геометрии-механики, физики, химии, биологии и их приложений…»³⁶

Пример Циолковского показателен: не обязательно быть идеалистом, чтобы возмечтать о преображении человечества, о его высоком предназначении.

Говоря о русском космизме, нельзя не упомянуть имени выдающегося естествоиспытателя В. И. Вернадского (1863–1945), опиравшегося на опыт мировой науки (в частности, на идеи Леруа и Тейяра де Шардена). Он разрабатывал концепцию ноосферы как будущей стадии разумного развития биосферы. Последнюю он понимал как космическое явление, подчиненное закону цефализации, когда уровень развития мозга (центральной нервной системы) идет только вперед. Поэтому «ноосфера есть новое геологическое явление на нашей планете», когда человек впервые «становится крупнейшей геологической силой»³⁷.

Всеобъемлющий характер федоровского учения, его способность объединить противоположные мировоззренческие концепции были использованы для попыток сблизить эмигрантскую и коммунистическую идеологии. Одни (эмигранты) видели в этом возможный путь на родину, по которой тосковали, другие (НКВД) стремились использовать бывших белых в своих, не всегда благовидных целях. Речь идет об евразийстве. Евразийцы (Н. С. Трубецкой, Л. П. Карсавин, В. Н. Ильин, С. Я. Эфрон, Д. П. Святополк-Мирский и другие) говорили об особой роли России, не принадлежащей ни Азии, ни Европе, связывающей эти части света. Отсюда ее особая культурная миссия: революция покончила со строем, ориентированным на Запад, но новый строй также западного происхождения, его необходимо преобразовать в более органичную, целостную структуру. «Евразийство не представляло собой законченной идеологической системы, — пишет Хагемайстер, специально исследовавший этот вопрос, — скорее это был конгломерат различных научных и наукоподобных теорий»³⁸. Немудрено, что в движении наметился раскол. Яблоком раздора стало наследие Федорова.