Твой любимый фамильяр

— Мой учитель. И друг. Отец и брат… Он заменил всех, кому я не был нужен до своего полного взросления в качестве наследника. Маги воды устроили ему ловушку, заманили в болота, выкрав у меня перстень с печатью и послав ему письмо от моего имени. Мы были слишком далеко друг от друга, чтобы связаться с помощью магии. Мне принесли его синий труп, захлебнувшийся болотной жижей. И тогда я… сделал то, о чём до сих пор шепчутся у меня за спиной.

— Те люди в чёрной воронке…

— Ты видела не кошмар, Анни. А воспоминание. С той лишь разницей, что тебя там тогда не было — никого не было, ко мне боялись подойти даже командующие. Я сам не знал, что способен на такое. И сам до сих пор боюсь себя, боюсь, что могу сделать нечто подобное снова, — он задохнулся, глаза будто заволокло дымкой от такого признания. Элай резко сел на кровати, и Анни вновь ощутила лёд во рту. Он не врал. Он и впрямь боялся себя…

— Ты был вынужден. Когда идёт война, все становятся монстрами. Никогда нет выигравшей стороны. Будет очень грустно признать, что твой отец получил новые земли во владение, заплатив не только жизнью Леона, но и твоей душой, — Анни с удивлением поняла, что всё больше начинала сомневаться в том, что делал Альбар. Для него Элай в прошедшей войне оказался такой же пешкой, как любой другой солдат.

Он с сомнением прищурился, будто смотря на неё под другим углом восприятия. Анни понадобилась вся выдержка, чтобы вынести такой взгляд без робости и попыток прикрыть веки. Ему сейчас нужно было чуть больше, чем попасть в его сон и закрыть собой от страшных картин прошлого. Ему нужно было понимание, а не страх и отчуждение, которое с лихвой дарили все вокруг, загнав на окраину города, будто дикого зверя, которого на самом деле страшно выпускать на волю.

Вот же глупости: как можно его бояться, если это самый самоотверженный человек из всех, кого она когда-либо встречала. Готовый добровольно запереть себя в клетку, лишь бы не причинить людям вред.

— Идём, — разрушил он наконец повисшее молчание и немного грустно улыбнулся. — Я тебе должен за эту ночь. Что-нибудь, что ты любишь. Что захочешь.

Анни растерялась такой смене темы, однако полученная доля откровенности уже и без того была для Элая зашкаливающей, чтобы просить больше. Она так и не поняла, какие выводы он сделал о её словах, зато видела, что они заставили задуматься. И не испортили настроения.

— Не знаю, — пожала она плечами, неловко садясь на кровати следом за ним. — Мне ничем не нужно платить, ведь я и так получаю от тебя столько вкусных ощущений…

— А я хочу. Вроде как, у тебя особые отношения с растениями, верно? — его лицо осветилось озорством. — Собирайся. Завтракать будем где-нибудь, где побольше солнца, чем в этом сраном склепе.

***

Воздух. Чистый, без примеси городской копоти, настоящий. Пахнущий густой зелёной травой, васильками и свежестью лесного озера. Можжевельником. С парящими пушинками одуванчиков, сбивающимися в комки и щекочущими нос. Анни глубоко и с наслаждением вдохнула, прежде чем открыть глаза и увидеть, куда же Элай их перенёс.

— Нравится? — он казался безмерно довольным такой идеей, и не спешил выпускать её руку, пока с них не скатился последний дым. Небрежно кинул на землю прихваченный плед и корзину с завтраком. В свободной белой рубахе видеть его было непривычно, будто сегодня наступил день отброшенных официозов и вышвырнутых на помойку статусов.

Анни как могла сдерживала счастливую улыбку. Оказаться вдали от душного Фартауна, холодных каменных стен и мраморных полов было невозможно приятно. Под ногами мягко шелестела густая трава, яркое солнце озаряло цветущий, залитый светом луг с кружащими пёстрыми бабочками. Анни вытянула руку, и одна из них тут же села на раскрытую ладонь, расправляя тёмно-синие крылья. Щекотно.

— Очень, — выдохнула эйфири, заворожённо наблюдая за доверчивым созданием. Подобное тянется к подобному. Бабочки всегда будто чувствовали в их расе родню. Только крылья даны не всем.

— Смотри, а позади тебя — озеро, — повинуясь словам Элая, Анни обернулась и увидела, как луг плавно перетекал в покрытый каменистой галькой берег. Над слабо рябящей серебром водной гладью склонялись ветки ивы, создавая приятную тень. — Искупаемся?

Предложение прозвучало так преувеличенно невинно, что Анни непроизвольно порадовалась скромности своего светло-сиреневого платья. Она успела привести себя в приличный вид и заплести косы совсем не для того, чтобы промокнуть, как вчера. Чистая озёрная вода манила. Сразу вспомнилось, как в погожие выходные дни их с другими девочками выводили купаться на реку — редкие моменты радости для будущих фамильяров. Создания природы, они тянулись к ней сами, а природа тянулась к ним. Плавали эйфири ничуть не хуже, чем летали, когда оказывались в силах отлепить от спины крылья. Всё в венах. Может, потому и для взросления им хватало пяти лет. А для смерти в неволе — пятидесяти, как мотыльку в коробочке.