Тутанхамон

Вот оно горит над нами — ослепительное, яркое, разбрызгивающее радужные искры по поверхности воды. Как страшно отказаться от него, как страшно вызвать его гнев! «Перед лицом твоим рыба играет в реке, пронизал ты лучами пучину морскую...»[130] Но ведь царственное Солнце — только воплощение вечноживущего Ра! Добрый бог благословит царствование своего возлюбленного сына Тутанхатона...

— Анхесенпаатон, завтра я думаю отправиться в Опет, чтобы открыть двери храмов Амона. Ты желаешь сопровождать меня?

— Я хочу быть с тобою повсюду, любимый.

— Мне радостнее будет совершить это вместе с тобой. И ещё... Я много думал обо всём этом, много беседовал с Эйе и Мернепта. То, что они говорят, согласно с моими мыслями, с желаниями моего сердца, но в одном я не согласен и не уступлю: жить в Опете я не буду, я останусь в Мен-Нофере. Здесь очень хорошо и спокойно, здесь повсюду чувствуется дыхание северного ветра, здесь и люди становятся спокойнее, проще. Что такое города? Оболочка людской жизни. Города бывают злые и добрые, суровые и приветливые. И дело даже не в том, какой бог покровительствует им, дело в людях, которые его населяют... Какие приветливые люди живут в священном Городе Крокодилов! А ведь крокодила никак не назовёшь приветливым животным. Мы поедем туда, поклонимся священным животным Себека[131]. Говорят, жрецы-служители кормят их не только мясом, но и пирогами с мёдом.

— Оттого, должно быть, они такие ленивые и медлительные!

— Да, совсем не так проворны, как обитатели Хапи! Помнишь того крокодила, которого мне пришлось крепко ударить веслом?

— Ты был похож на Хора-воителя, сражающегося со злыми духами.

— А вдруг это и был злой дух? Кто ещё, кроме злого духа, мог покуситься на жизнь моей царицы Анхесенпаатон?

— Это могла быть ревность злого бога к доброму.

— Ты меня слишком любишь, Анхесенпаатон... А я ведь не всегда такой храбрый, каким кажусь. Иногда мне очень трудно возражать Эйе, настаивать на своём... Вот сейчас он восстаёт против новой знати, хотя недавно сам защищал военачальников, обиженных Хоремхебом. Это мне трудно понять. Везде есть хорошие и плохие люди, везде, кроме храмов, ибо в их священных стенах не может существовать никакое зло, но отвергать людей, возвышенных вечноживущим Эхнатоном, я не буду. Нужно почтить богов Опета и Она щедрыми жертвами, но нельзя забывать и Атона. Боги не враждуют друг с другом так, как люди, тем более боги-покровители городов. А великий Атон теперь покровитель Ахетатона. Тебе жаль было покидать его?

— Жаль, господин. Там всё было красиво... Мен-Нофер величествен, но не так красив.

— А наш дворец? Я приказал перевезти сюда все самые красивые и изысканные вещи... Понравился ли тебе золотой трон с нашими изображениями на спинке?

— Я восхищена им. Мы на нём изображены как живые... Улыбка моего возлюбленного светит ярче солнца, она одна в хмурый день могла бы освещать Кемет. Но так он улыбается одной мне, этой улыбкой владеет только царица Анхесенпаатон... Как благостно и приятно, когда эта улыбка играет на его лице, когда царствует любовь!

— Святилищам Амона я велел пожертвовать щедрые дары, плодородные земли, пастбища. И ещё приказал передать им много слуг, певцов, танцовщиц и музыкантов из моих дворцов. Великий Амон-Ра будет доволен... Мне бы хотелось видеть восстановленными все храмы Кемет. Но сколько времени и средств понадобится на это? Много... И всё же я не отступлю. Эйе когда-то говорил, что примирить Атона и Амона невозможно, но разве я этого не сделал? Вопреки ему — сделал! Никто в стране Кемет не будет подвергаться гонениям из-за любви к Атону или какому-нибудь иному богу. Пусть рождаются и Амени, и Нефр-нефру-атоны, и даже Сетхем и Сети, пусть много будет людей, много богов. Но Эйе прав, другое гораздо труднее — примирить старую знать с новой. И всё же я думаю, что мне удастся сделать и это. Смотри, Анхесенпаатон, ведь я царствую всего четыре года, а сколько уже успел сделать! Эйе не верил в меня, а ведь многие до сих пор думают, что дела Кемет вершит чати. Если бы они знали, сколько раз я вступал в борьбу с этим чати! Ты слушаешь меня, Анхесенпаатон?