Туманы и чудовища

Не такими ли пользуются мастера, о которых не говорят, – железными и обжигающими? Потому что Леда видела вышитые на чужих телах оковы. Разбивала их и освобождала перетянутые ими нити судьбы.

Она не могла ее принять. Или все-таки могла?

Главное ведь – намерение, а не инструмент. Леда никогда бы не согласилась сковать чужую судьбу.

Леда взяла иглу – причудливую, изогнутую, словно полумесяц одной из лун. Слегка неровную. И совсем не металлическую. Леда нахмурилась, взяла во вторую руку ножницы и охнула: и они, и игла были костяными.

– Ваши инструменты делают из небесного железа. А наши – из костей Каменного дракона.

Леда, конечно, знала, что это неправда. Ведь никакого Каменного дракона никогда не было. Азар-Ток словно прочла ее мысли:

– Они передавались нам из поколения в поколение, от сирены к сирене, от голоса к голосу.

Когда Леда попыталась возразить, сирена улыбнулась полным острых зубов ртом – тем, что рваной линией бежал по ее шее, меж цветастой бахромы жабр.

– Кто сказал, что в тебе самой не завалялось немного напевной крови… иначе остров не пустил бы тебя в свое сердце, Леда Шторм.

Она не успела это даже как следует переварить. Поэтому ее родители знали хьясу? Поэтому, когда ее мать пела, на корабле словно останавливалось время, и Леде казалось, что она видит мир, испещренный нитями? Сплошное полотно, идущее волнами до самого горизонта.

– Что ты отдашь мне взамен, дитя? – прошелестела Азар-Ток, и Леда беспомощно огляделась.

Было ли у нее с собой хоть что-то? И что в таких случаях предлагали в сказках?

– Цвет моих глаз? – предложила Леда, и сирена рассмеялась – смех ее прокатился по Леде волной и застрял в костях.

– Что мне за надобность в цвете твоих глаз! Лучше отдай мне то, что лежит у тебя в кармане.

Леда сунула руку в карман – пальцы ее наткнулись на гладкие бока ракушек. Стук-постук. Безделушки, которые оставила ей Лиса. Леда думала, что они предназначены для Сольварай, но не отдала их, когда был шанс.

Леда ссыпала ракушки на чешуйчатую ладонь Азар-Ток, и та вдруг сжала кулак. Ракушки треснули. Сирена больше не смеялась: она раскинула их по земле и долго вглядывалась в получившийся узор. Так вот как смотрят в будущее сирены?

– Спроси его, из чего сделаны его ножницы! – кивнула она в сторону Буяна. Ваари. Ох, все стало еще сложнее. Леда называла его столькими именами, но произнести настоящее почему-то боялась. Может, потому что тогда все станет слишком реальным. Необратимо реальным.

– У меня были ножницы? – прорычал Буян одновременно с Ледой, которая задала ему тот же вопрос. Он затих, а потом гребни его опустились. – Не было. Но я выплавил из породы, купленной на черном рынке… сковал в собственном доме…

Буян поднял на Леду глаза – синего в его взгляде теперь было гораздо больше.

– Он… я сделал не ножницы, Леда. Та схема, что ты нашла…

Чешуя его прошелестела по камням, и Леду накрыло тенью.

– Кажется, я… я знаю, что это.

Глава семнадцатая, в которой Леда понимает, что пора есть богатых

Леда не знала, хочет ли об этом говорить. Не могла понять, хочет ли говорить об этом Буян. Ваари. В голове ее они с легкостью замещались друг другом, и это должно было пугать, но не пугало. Леда только качала головой и сжимала пальцы.

Он сделал это с собою сам. Она ничего не сможет исправить.

Но она могла бы попытаться?

Чужие ошибки для нее всегда были сложнее своих. Она знала, что делать с последними. Но как подступить к первым? Как заговорить о том, чего больше для Буяна не осталось?

– Мне понравился твой дом, – сказала Леда, когда тишина между ними начала заострять края.

Буян лежал в отведенной им каюте, забитой коврами из Фарлода и бочками с цитрусовыми из-за Правого Когтя. Так же он лежал в доме Астарада: раскинув все конечности по предметам интерьера, закинув кольца хвоста на ящики и подложив под голову скрещенные руки. И это успокаивало обыденностью. Правда… могла ли Леда подумать об особняке как о своем доме? Об Инезаводи вопроса больше и не стояло.

Буян выдохнул, не открывая глаз, и разогнал по полу пыль.

– Ты видела мой ужасный почерк.

Леда улыбнулась. Если он надеялся, что она будет возражать…

– Видела я и похуже. – Она скрестила руки на груди.

Сверкнула в темноте полоска рассвета – почему прежде Леда думала, что глаза Буяна были закатными?

– Правда? – голос его дрожал, словно говорили они совсем не об этом.

Может, так оно и было.

– Если думаешь, что ты единственный на всем свете нерадивый ученик, игнорировавший прописи…

Под чешуйчатым боком раскатился смех; крылья дрогнули, и то, что только начало заживать, переменило положение.

Тишина между ними изменилась: то, что ощущалось разящими клинками, оказалось галькой под ногами. Если знать, куда ступать, будешь в порядке.